Разреженные перелески перемежались спелыми еловыми и сосновыми лесами, схожими с нашими (только здешние ели разлапистее и ветки у них начинают расти на высоте два - три метра, а у сосен пучки игл - гуще и длиннее). Удивительно было видеть, что в этих хвойных лесах под деревьями сплошь зеленая травка: хвоя, практически, не осыпается. В России же в старом ельнике или сосняке пожелтевшие хвоинки устилают землю сплошным пружинистым ковром.
Найваши сильно смахивает на наши среднерусские озера. Лесистые увалистые берега чередуются с зелеными полянами, пестрящими яркими цветами; тихие заводи устланы овальными листьями кувшинок, над которыми возвышаются желтые чашечки. В окрестностях озера обитает 450 видов птиц! Но его главная достопримечательность, конечно, бегемоты (гиппопотамы).
Нас усадили в длинную моторную лодку и на малой скорости повезли вдоль берега идеально круглого, диаметром не более километра, озера соединяющегося с обширным сосудом основного, тоже круглого, узким проливом. То и дело спугиваем с плавающих коряг белых цапель и аистов. Все, до боли в глазах, всматриваемся в озерную гладь. Особенно пристально - в черные «окна» среди листьев кувшинок.
В одном из них неожиданно вырос огромный буро-коричневый пень, облепленный зелеными стеблями. Это бегемот высунул морду, чтобы наполнить легкие свежим воздухом. Я едва успел сделать один снимок. Потом издали видели еще двух бегемотов. Вынырнут на несколько секунд, и опять под воду - пасутся на богатых плантациях водорослей, недоступных их сухопутным конкурентам.
Проплывая вдоль низкого длинного полуострова, отделяющего малое озеро от большого, поглазели на птичий базар: многие сотни пеликанов и еще каких-то крупных птиц прогуливались по травке, поодаль паслось стадо водяных оленей. Зеркальную гладь озера рассекали, оставляя расходящиеся усы, утиные стайки. А бегемотов по-прежнему не видать. Мы уже смирились с мыслью, что нам не повезло, как вдруг моторист направил лодку к полузатонувшим корягам, которые оказались скоплением отдыхающих бегемотов. Над водой возвышались головы с мощными надбровными дугами розового цвета, мясистые шишковатые носы и овалы тугих спин, по которым прогуливались птички. То один гиппо, то другой, то все разом вдруг начинали пыхтеть, грозно реветь, ворочаться, подниматься из воды, отчего та шумными водопадами стекала с их необъятных боков. Мы тихонько закружили вокруг на расстоянии метров тридцати, щелкая затворами фотоаппаратов, сопровождая удачные кадры радостными возгласами.
Всем нестерпимо хотелось сделать «крупный план». Для этого надо было подплыть поближе. Наконец моторист, добрый малый, поддался нашим уговорам и, в нарушение правил безопасности, приблизился до пятнадцати метров. Тут одна махина из этого скопища, раскрыв розовую пасть, похожую на спаренный ковш экскаватора, трехтонной торпедой понесся на нас, гоня перед собой полуметровую волну. Моторист до упора нажал на газ, и мы от скоростного спурта едва не вывалились за борт. Мгновенная реакция кенийца вполне объяснима - его старшего брата бегемоты в аналогичной ситуации превратили в кровавый бифштекс. Было какое-то несоответствие между скоростью, с которой плыл (или бежал по дну?) бегемот и массивной неуклюжестью его телосложения. Среди нас один Петр сохранил хладнокровие и, издавая вопли восторга и ужаса одновременно, продолжал снимать. Вот это профессионал!
Из парка «Найваши» уже знакомой дорогой вернулись в Найроби и, счастливо избежав пробок, остановились на выезде из города в знаменитом ресторане «Карнивор». Он один из первостатейных в Африке и входит в число пятидесяти лучших ресторанов мира.
Кстати, чуть не забыл: перед Найроби видели ряды громадных теплиц, покрытых белым непрозрачным материалом - им предохраняют растения от солнечных ожогов. А мощными фонарями, которые включают вечером, удлиняют световой день. Он ведь на экваторе равен двенадцати часам, тогда как в средних широтах день летом длится более семнадцати часов. В этих теплицах выращивают цветы на экспорт.
Ресторан живописно оформлен перенесенными сюда «кусочками» африканского ландшафта и скульптурами диких животных Кении. В центре ресторана с десяток жаровен, где на вертелах над раскаленными углями в ароматном дыму аппетитно шкворчат окорока домашних и диких животных. У каждой жаровни колдует свой повар в белом одеянии. От них веером расходятся павильоны для посетителей. Между ними зеленые газоны, декоративные кусты.
Поскольку солнце уже перевалило за полдень, а завтракали мы аж в семь утра, каждый был готов съесть по целому говяжьему окороку. По крайней мере, за стол все сели именно с таким намерением. Официанты расставили блюда с приправами к мясу, и конвейер заработал: один официант несет на вертеле дымящееся, с янтарными каплями жира, мясо и отрезает каждому от него по пластине, минут через пять второй официант подает мясо другого сорта, его сменяет третий, четвертый... Через полчаса все повторяется в той же последовательности и так до тех пор, пока гость не наестся. Я сошел с дистанции после второго круга, а наши главные гурманы - Парашютист и Колонизатор - сдались на пятом. Тут я должен сделать пояснение: где-где, а в походе у человека быстро проявляются индивидуальные особенности, и через несколько дней все участники экспедиции получили соответствующие прозвища. Меня за худобу и высокий рост переименовали в Масая; нашего предводителя, Николая Рундквиста, выделявшегося умным, пронзительным взглядом, колоссальным опытом и заслуженным авторитетом, стали величать Командором; его сына-футболиста - Бегемотом; простоватого с виду крепыша и талантливого бизнесмена Антона Кашина за любовь поучать и приучать африканцев к порядку - Колонизатором; доброго и обстоятельного уфимца, одного из грамотнейших специалистов мулдашевского глазного центра Вячеслава Малоярославцева - Доктором; супероригинального юмориста и надежного как танк Сергея Симакова, человека, чудом оставшегося в живых после того, как вонзился в землю с километровой высоты на полураскрытом куполе - Парашютистом; всеобщего любимца, восторженного фантазера, с телосложением молодого медведя Петра Захарова за верность и любовь к пудовому сундучку с грудой сменных телеобъективов - Модным Фотохудожником. Получилась довольно пестрая и веселая семерка: Командор, Парашютист, Доктор, Модный Фотохудожник (МФ), Колонизатор, Бегемот и Масай. Каждый - колоритная, состоявшаяся личность, а в целом, как выражался Командор, «ватага придурков», которая за день так часто покатывалась со смеху, что к вечеру мышцы брюшного пресса начинало ломить от запредельных нагрузок.