Выбрать главу

Дальше. Армяне, живущие в Астрахани и во всей России, входили в особую престольную область; из Престола назначался им епископ и епархиальный начальник, который одновременно исполнял обязанности нвирака. Но в 1198 (1749) году, при католикосе Казаре Джахкеци, из-за жестокого нрава епископа Барсеха из Параги, назначенного католикосом Казаром, [эти армяне] восстали против св. Престола и с разрешения русского царя поставили себе епархиальным начальником некоего епископа Степаноса из Гандзасарского католикосата. С тех пор ни один епископ из св. Престола не посещал Россию, ибо это было воспрещено царем, а бывал там лишь частный вардапет под именем нвирака; он находился под наблюдением епархиального начальника, ограничивался сбором добровольных пожертвований и возвращался в св. Престол только с частью сбора. Епископы из других мест беспрепятственно посещали Россию; запрещение относилось только к св. Престолу. Гандзасарский католикос Нерсес учел это и, пользуясь тем, что епархиальный начальник [в России] принадлежал к его католикосату и был рукоположен им в епископы, а также тем, что некоторые знатные лица из русских армян были из Шемахи и других районов его католикосата, усилил свои притязания на [Российскую епархию]: посылал туда епископов и нвираков, учредил кружечный сбор в церквах, приказал на ектениях поминать свое имя, держал себя заносчиво по отношению к нвираку св. Престола, не стесняясь оскорблял его, поносил св. Престол, заявляя: “Епархия эта принадлежит нам, зачем вы сюда лезете?” и т. п.

Такое положение продолжалось 20 лет, пока католикосами были Казар, Минас, Александр и Акоп — до католикоса Симеона. Когда же после смерти гандзасарского католикоса Нерсеса Агванский католикосат раскололся, что подробно описано в главе 10, и католикос Симеон обуздал дерзость Израиля и его сторонников, то они еще больше озлобились, стремясь полностью овладеть [епархией] той страны и превратить ее в область Гандзасара. Нвирака же св. Престола, вардапета Ованеса из Канакера, посланного туда этим католикосом, они оскорбляли и пренебрегали им и всякий прочий [вред ему наносили]. Тогда сей ревностный католикос написал русской императрице Екатерине Алексеевне [послание], в котором подробно описал положение св. Престола, а также и то, что все армяне, где бы они ни жили, подчиняются этому св. Престолу, за исключением лишь тех, которые проживают в России, и пр. (Черновик послания, составленного им, сохранился.) К посланию он приложил частицы от Ноева ковчега, мощей св. Иоанна Предтечи, св. Георгия и святых дев Рипсиме, [Гаяне и других]. Все это он уложил в серебряный позолоченный ларчик с четырьмя отделениями[263]. Это послание он отправил в 1215 (1766) году через вардапета Давида из Тифлиса. С помощью бога, в руках которого находятся и сердца царей, императрица приняла дары и послание милостиво, полностью удовлетворила просьбу католикоса и сделала [даже] больше того, что он просил. Ибо она приказала написать указ, в котором объявляла всему своему народу и всему армянскому народу о получении послания, о его содержании, о дарах, присланных святейшим католикосом, о милостивом приеме их и исполнении просьбы католикоса. Она повелела, чтобы никакой епископ или другое духовное лицо не мог бы прибывать в Россию без разрешения эчмиадзинского католикоса; к этому она присовокупила и другие любезные слова. Этот указ императрица приказала написать золотыми буквами на пергаменте, так же как и его армянский перевод. Затем оба акта — русский текст и армянский перевод — были сложены вместе, перевязаны шнуром и скреплены в конце текста императорской сургучной печатью.

[Этот документ] можно увидеть в св. Престоле, [он хранится] в особой шкатулке, закрытой на замок. Вместе с указом в 1768 году Спасителя и в 1217 нашего летосчисления императрица послала через того же вардапета Давида кусок новой золототканой прекрасной парчи и два куска золототканого хашия в подарок католикосу.

Таким образом, сей католикос добился того, что Россию в соответствии с императорским указом стали [официально] считать престольной областью [Эчмиадзинского католикосата]. В том же году католикос торжественно отправил туда епархиальным начальником епископа Минаса, что описано в главе 6 настоящей книги.

А из присланной ткани он отдал шить ризы для католикосов с подкладкой из голубой цахкиа гезет [узорной ткани] и с отворотами из красного атласа; занавес для места сошествия сшили на красной шелковой подкладке, а воскехур кашия[264], как и занавес, обшили по низу. Оба эти предмета особо драгоценны, не в пример другим. На них, как можешь видеть, есть и надписи. С этого времени между русским царем, его министрами и епископами, с одной стороны, и армянским народом и нашим св. Престолом, с другой, устанавливаются дружественные отношения, скрепленные великой любовью[265]. Это подтверждается перепиской.

вернуться

263

В тексте в качестве определения к слову “ларчик” стоит слово “***”. Слово это обыкновенно означает — “изогнутый”, “свернутый”. Что здесь подразумевается под ним — неизвестно.

вернуться

264

значение неясно

вернуться

265

Прим. ред. Торговые и культурные связи между Россией и Арменией в XVII—XVIII вв. способствовали установлению прочных отношений между русским правительством и Эчмиадзином. Еще в 70-х годах XVII в. эчмиадзинский католикос Акоп Джугаеци обратился к русскому царю с просьбой оказать помощь и защищать интересы армян, находящихся под владычеством Сефевидов (СМ.: ***, 1915). Во время пребывания видного деятеля освободительного движения Исраэла Ори в Армении и Иране эчмиадзинский католикос Александр Джугаеци обратился с письмом к Петру I (см.: Г. Эзов, Сношения Петра Великого с армянским народом, СПб., 1898).

Армяне, проживавшие в России, представляли епархию Эчмиадзина, и католикос ежегодно отправлял туда своих нвираков и других представителей, но эти связи прервались в 1749 г., когда астраханские армяне, будучи недовольны католикосом Казаром, решили больше не подчиняться Эчмиадзину. Они объявили себя епархией Гандзасарского католикосата и своим церковным начальником признали представителя Гандзасара епископа Степаноса. С этого времени было запрещено пребывание эчмиадзинских представителей в Астрахани и других городах России, где жили армяне.

В 1766 г. Симеон Ереванци обратился к русскому правительству с просьбой признать российских армян епархией Эчмиадзина. С этой целью он отправил в Россию Давида-вардапета, который взял с собой письма Симеона и подарки Екатерине II. В своей грамоте от 30 июля 1768 г. Екатерина обещала: “Как настоящего честнейшего патриарха Симеона, так и будущих преемников его патриарша престола, также юзбашей и управителей и весь честный армянский народ в нашей императорской милости и благоволении содержать” (Матенадаран, Архив грамот русских царей, док. № 1). В ответ на это Симеон Ереванци ввел в Эчмиадзине специальный молебен за здравие царской фамилии, в котором русские государи упоминались как покровители армянского народа. Племянник Симеона Ереванци Егор Хубов указывал, что Симеон “искал покровительства сильной Российской державы” (Е. Хубов, Описание достопамятных происшествий в Армении, случившихся в последние тридцать лет т. е. от патриаршества Симеона (1779) до 1809 года, СПб., 1811, стр. 1—2). А. Р. Иоаннисян, обратив внимание на это сообщение, отмечает, что “Симеон в тайниках души мечтал, несомненно, о том времени, когда избавится армянский народ от тяжелого мусульманского ига” (А. Р. Иоаннисян, Иосиф Эмин, Ереван, 1945, стр. 173). Эти мечты не покидали и предшественников Симеона. Еще в 1760 г. Акоп Шемахеци подготовил послание русскому царю с просьбой “позаботиться” об армянском и грузинском народах и защищать их от иноземных завоевателей и набегов местных феодалов (Матенадаран, Архив католикосов, папка 243, док. № 18). Однако ему не удалось установить непосредственные связи с русским правительством. Это сделал Симеон Ереванци. Надеясь на помощь России, он в то же время был против каких-либо открытых выступлений и освободительного движения внутри страны. А. Р. Иоаннисян следующим образом объясняет эту позицию Симеона Ереванци: “Национально-освободительное движение среди армян и вызванные им репрессии могли бы, однако, поставить под угрозу благосостояние и даже существование самого католикосского престола. Вот чего, несомненно, Симеон опасался прежде всего. Не следует понимать так, что дело шло при этом лишь об эгоистических и себялюбивых соображениях. В глазах католикоса армянская церковь являлась олицетворением нации, и крушение Эчмиадзина было бы, по его искреннему убеждению, окончательной и уже непоправимой национальной катастрофой” (А. Р. Иоаннисян, Иосиф Эмин, стр. 174).

В тот период внутри страны, расчлененной между Ираном и Турцией, раздираемой междоусобными войнами, раздорами среди армянских феодалов и духовенства, не было каких-либо реальных сил для освободительной борьбы, и Симеон Ереванци был одним из тех людей, которые ясно понимали это.