— Дальше пока не поедем. — Он нажал кнопку передачи. — Том, это Сэм Коултон. Нашел мужчину-латиноамериканца, обезвожен, есть травмы. Его избили и ограбили, когда он пересек границу на юге от Бэнкхед Спрингс. Два дня провел без воды.
Ответивший ему голос прерывался помехами, был едва различим.
— Он нуждается в воздушной транспортировке?
Сэм ответил:
— Нет. Он был в сознании, когда я его обнаружил. Я поставил ему капельницу, и мы теперь меньше чем в пятнадцати милях от Олд Эйти. Могу встретить «скорую помощь» рядом с дорогой на ранчо Дезерт Роз минут через тридцать.
— Я позвоню шерифу. Он легальный?
— Сомневаюсь. Да, шерифа, чтобы зафиксировал факт нападения, и миграционную службу, если они захотят, но еще они могли бы послать кого-то встретить «скорую» в окружной госпиталь в Эль-Сентро.
— Договорились. Думаю, они вышлют наряд, который встретит вас в Тексако. Еще что-нибудь?
— Нет. Пора двигаться, если нам суждено пересечься со «скорой». Спасибо огромное. Привет Марибель.
Он повесил микрофон обратно на приборную доску и сконцентрировался на дороге. Я не мог понять, как он собирался преодолеть за полчаса пятнадцать миль. Мы ехали гораздо медленнее десяти миль в час из-за выбоин и камней, но вот машина выбралась на ровную поверхность через пять тряских минут, а затем — на грязную дорогу, которая показалась автобаном по сравнению с предыдущей. Сэм разогнался до пятидесяти, и мы действительно минут через пятнадцать очутились на шоссе.
— Это что, пижама? — спросил меня Сэм.
На мне были пижамные штаны и футболка, в которых я обычно спал.
— Ну да…
— Значит, ты был в постели? Ну, когда это произошло…
Я отвернулся и уставился в окно. До заправки внизу дороги было меньше полумили. Он сказал мне в спину:
— Окей. Я не буду давить, но если ты не хочешь связываться с копами, сделайся невидимым, пока я разбираюсь с шерифом, ладно? — Он остановился в тени навеса и стал рыться под сиденьем. Через секунду выпрямился, держа одинокий пластиковый шлепанец. Ему пришлось выбраться из машины и продолжить поиски, сидя на корточках, прежде чем он наконец обнаружил шлепанец-близнец где-то в глубине кабины. Потом он достал пару долларов из кошелька и передал их мне вместе со шлепанцами. — Иди, умойся и купи себе газировки, ладно? А мы пока будем разбираться с миграционной службой.
Я был страшно смущен.
— Спасибо… Я, правда…
— Потом поблагодаришь. Шериф идет.
Сэм дернул подбородком, и я увидел вдали на дороге машину, едущую в гору. Ее крыша блестела, и я почти поверил, что это полицейская машина.
Я бросил шлепанцы на гудроновую поверхность шоссе и опустил в них ноги. Они были слишком большими, но я прошаркал в магазин и, избегая взглядов продавщицы, завернул в туалет.
В мужской уборной воняло, а в зеркале я выглядел ужасно. Волосы спутаны, под глазами залегли круги. Когда я повернулся, превозмогая боль, то увидел край своей футболки, заскорузлый от смеси крови и грязи. К счастью, грязь была похожа скорее на красноватую тину, чем на кровь, иначе продавщица сказала бы что-нибудь — или даже набрала 911.
Я попытался было замыть пятно в раковине, но оно только расплылось еще пуще. Я попробовал выдавить из баллончика жидкого мыла, но он был пуст, и, при всем желании, я не смог заставить себя снова натянуть футболку.
Я бросил ее на край раковины и прыгнул.
Сначала мне показалось, что прыжок получился неаккуратным — все ящики выдвинуты и опустошены, а матрас на кровати перевернут и сброшен с пружин. Висевшая на вешалках одежда валялась на полу. Но все вещи были неподвижны, никакого движения в воздухе. Нет, этот беспорядок устроил кто-то другой, не я. Я замер, прислушиваясь.
Хотелось хоть что-то услышать. Например, как родители разговаривают друг с другом. Тишина была гнетущей, как жаркий день. Вдруг раздался щелчок, хлопок и свистящий звук, и мое сердце бешено застучало.
Ох! Это включился кондиционер.
Я выглянул в холл. Там, на полу, валялось еще больше вещей — книги, тарелки. Я заметил, что почти все вокруг покрывает черный порошок. Порошок для снятия отпечатков пальцев. В стенах зияли дыры, огромные, зазубренные, с торчащими краями, будто из комнаты вытаскивали что-то крупное. На полу в гостиной была сделана разметка, такая, как по телеку показывают в детективах, — два силуэта на полу, очерченные мелом. И засохшая кровь.