Я прыгнул в Сан-Диего, стащил шесть канистр пропана для барбекю с газовой колонки и вернул их назад.
Еще три часа я провел, прыгая с одного конца Норы на другой.
Если эти придурки такое не чувствуют, на кой они вообще годны?
Каждый час я выскакивал на поверхность над Норой. Вряд ли они могли различить, сверху я прыгаю или из-под земли, разве что уже были на месте. Но нет, пока их не было видно.
Однако я слышал, что они на подходе.
Отошел за валуны и стал подниматься на холм. Я захватил с собой бинокль и биту и был готов поиграть.
Их было шестеро на двух вездеходах, и, покинув свой транспорт, они разбились на группы по трое. Все шестеро странно посматривали друг на друга, и я понял, что таков их способ прикрывать спину другого, потому что если враг может материализоваться где угодно, смотреть нужно везде.
Я подождал, пока они разбредутся, выбрал одного из команды Кемпа, ударил по колену, предугадав, как сработает рефлекс, а потом, когда он согнулся, ударил еще.
Кемп и его напарник одновременно выстрелили, но промахнулись, потому что я успел прыгнуть, и они упустили своего парня, поскольку тот упал навзничь. Я ухватил Кемпа за ворот, когда он перезаряжал ружье, и затащил в Нору. Когда он вывернулся и выстрелил в меня, я прыгнул на другой конец пещеры, где лежало мое собственное оружие.
Мой выстрел попал ему в грудь и пригвоздил к фанерной стенке. По иронии судьбы, прямо над ним висел оставшийся рисунок с надписью «чувствительные», хотя остальные рисунки уже были во Франции.
Он пытался высвободиться кабеля, и мне стало интересно, прошел ли разряд. Или он такой выносливый? Я выстрелил еще раз, ниже, в область бедер, и теперь увидел его конвульсии. Еще один ряд проводов опутал его грудь и руки, а следующий – плечи.
В его рукаве я нашел нож, который раскрывался автоматически. В заднем кармане был спрятан электрошокер и шесть магазинов для ружья. Достал я и телефон, и кошелек, и выложил все на стол.
Паспортов было три, но ни одного на имя Кемп. Надеюсь, я хорошенько прижал его с этим именем. Я выпрыгнул на поверхность, затем – к железной лестнице, ведущей вниз, в шахту. Там страшно воняло – это разложились мертвые койоты, – но мне было безразлично.
Я вернулся к Кемпу и всадил в него электрошок.
О боже!Я-то думал, у него иммунитет. Фанерная стенка, плотная, жесткая, согнулась как папка.
Пока он бился в конвульсиях, я взял стул и уселся» удобно закинув руки за спину.
Когда он перестал хрипеть, я произнес:
– Паладин. Хм. Забавное название для того, кто убивает детей.
Теперь стадо ясно, что я целиком завладел его вниманием. Он итак не особенно хорошо выглядел, а сейчас и вовсе стал белым как полотно.
– Я этого не должен был знать? – спросил я невинно. – Какую именно часть правды мне не нужно знать? Что вы, ребята, зоветесь паладинами? И большую часть жизни занимаетесь тем, что убиваете маленьких деток?
Он уставился на меня так, словно понял, что совершил ошибку. Принял меня за кого-то другого.
– Послушай, мальчик…
Я ткнул ему в живот электрошок, перепрыгнув стул.
Он снова затрясся, а я вернулся на стул.
– Боюсь, мы начали общаться не с того момента. Наверное, это случилось именно тогда, когда вы убили моих родителей. Может, вы думаете, я их не любил, но должен сказать, вы ошибаетесь. А потом Сэм и Консуэло… тут уж я ничего не понимаю. Их-то за что? Не правильнее ли было оставить их в живых, чтобы посмотреть, как я выйду на связь? А Роланд бы как поступил?
Он снова затрясся, но теперь уже не от электрошока. Тщетно пытался выбраться из силков. Неужели это из-за упоминания имени Роланда? На сей раз я пнул его между ног.
– Да сядьте же наконец! – заорал я. Ему стало трудно дышать, он мог только постанывать. Я показал на его пах. – Ну так вот. Потом вам понадобилось полезть в мою личную жизнь! Это уже стало последней каплей.
Я обвел взглядом свои учебники, рисунки, книги, которые любил.
– Я был хорошим мальчиком. Наверное, таким, к каким вы привыкли, тем ребенком, который умирает тихо и бесшумно, когда вы вылезаете со своими ножами и пистолетами, электрошокерами и прочим.
Я прыгнул обратно, туда, где проход к вертикальной шахте. Коллеги Кемпа сломали решетку, я слышал, как они спускались по лестнице.
Я вернулся к Кемпу и начал выставлять жестянки с пропаном на стол, в два ряда по три штуки. Когда закончил, направился в угол комнатки, к своему двенадцативольтовому холодильничку, и достал пачку столовых свечей.
Покупал эти свечи я для романтического ужина с Эвэ.
Зажег две, накапал воском на поверхность холодильника и закрепил там, мерцающие и красивые.
Как романтично.
– Ну что, Кемп, есть у вас тайный штаб? Место, где вы все тусите, играете в дартс, пивко попиваете, едите свои паладинские пирожки и практикуетесь в убийстве малолеток?
Он облизнул губы.
– Алехандра, – сказал он.
Я еще раз его ударил. По тому же месту.
– Даже не произносите ее имя!
Он страдал. Я очень надеялся, что он и вправду страдал, но несмотря на это я хотел довести игру до конца.
– Зачем вы это делаете? Почему охотитесь за мной? Зачем убиваете таких, как я?
Он взглянул на меня, и я увидел в его глазах ненависть и страх, но он молчал, а мне уже надоело его бить.
Я открыл три из шести жестянок с пропаном и прыгнул оттуда на вершину холма.
Досчитал до десяти. На секунду вообразил, что свечи погасли. Затем под моими ногами послышался глухой удар, грохот, отдающийся эхом.
Из шахты взметнулась пыль, повалил дым и, как ни странно, почти идеальное кольцо дыма поднялось над ней и расползлось более чем на сто футов в диаметре. Из машин охотников за джамперами вылетели стекла, но парень, которого я прижал первым, все еще был жив, он трясся и озирался вокруг.
Я подумал, а не захватить ли его и не поиграть ли с ним немного, может, удастся выудить информацию насчет Роланда? Но я устал.
Пусть он все объяснит смотрителям парка.
Выяснилось, что в Париже на Лионском вокзале работают три паладина, и я пытался понять, совершая серию прыжков, являются ли они «чувствительными».
Вскоре я обнаружил, что один из них продавал газеты в киоске, второй работал официантом в «Голубом поезде», но вот третьего я никак не мог вычислить, а подставляться пока не хотел.
Я ел булочку с шоколадом и наклонился, чтобы стряхнуть с куртки крошки перемазанными в шоколаде пальцами. Когда поднял голову, заметил толпу испанских туристов, следующих за гидом. Девушка-гид рассказывала историю станции на превосходном кастильском, и от ее голоса меня вдруг словно обожгло и я воззрился на нее с удивлением.
Она высветлила волосы и коротко постриглась но это была она, чуть похудевшая, но все такая же прекрасная.
Когда Алехандра подошла ближе, я отвернулся, вытащил салфетки из бумажного пакета и принялся вытирать ими лицо. Я вслушивался в каждое слово, каждый звук ее красивого теплого голоса.
Мне мучительно хотелось побежать за ней, схватить, обнять. Хотелось, чтобы она обняла меня.
Но я не стал поворачиваться, пока она не ушла.
Меня окружили люди, пробиравшиеся по платформе, словно стая рыбок среди рифов. Встречались, разговаривали, целовались, торопились на поезд, думали о том, куда ехать или просто об обеде.
Но только не обо мне.
Чтобы попасть в пустыню, не нужно ехать на машине, идти пешком, или даже прыгать.
Она сама может прийти к тебе.
Официант, которого я раскусил, разговаривал с посетителем, выходившим из ресторана. Этот мужчина походил минут пять вокруг станции, разглядывая расписание поездов, затем резко повернулся и пошел к киоску Там он купил журнал, перекинулся парой слов с продавцом, моим вторым подозреваемым – всего парой фраз, но это было явно больше, чем требуется, чтобы купить газеты.
Привет, ребятки.
Я прыгнул.