— Башня… Ты должен дойти до Последней Запертой Комнаты. Там пересекаются все линии…
Постепенно сияние начало меркнуть. Профессор Ким видел, как сначала проступили очертания сверкающей лестницы, уносящейся ввысь и охватившей спиралью всю башню, затем показались висящие над пропастью балконы, выступили начавшие тускнеть стены башни, изрезанные множеством окон, галереи, своды перекрытий.
Где-то по ДРУГУЮ сторону уже скисло молоко, оставленное в эмалированной миске на трехногом табурете у дверей, и страшная трещина сожрала большое зеркало, висящее на стене в холле. Разрушился зеркальный лабиринт, и тень громадной Спиральной Башни накрыла этот пробуждающийся мир.
Сияние померкло. Но опять Профессор Ким не смог рассмотреть башню, не смог охватить ее взглядом. Башня вдруг приблизилась, навалилась, раздавив Кима своей непомерной тяжестью, он посмотрел вверх, и головокружительная бесконечность чуть не превратила его в пылинку, уносимую ветрами в пространства, из которых еще не создавался мир. Профессор Ким хотел рассмотреть основание Спиральной Башни, но и там обнаружил лишь дымную бездну: расширяющееся основание башни, казалось, вырастало из пропасти такой глубины, что свет, проникая туда, сразу же становился мраком, обладающим непроницаемостью камня. Башня манила его, но не желала открыть себя. Вдруг в какой-то момент Профессору Киму показалось, что башня дышит, что он чувствует ее дыхание, растянутое в изгибах эпох, медлительное и быстротечное, как Время, обладающее свойством останавливаться или ускоряться.
А потом не стало вокруг пробуждающегося мира Королевы-жрицы, не стало шума падающей воды и молодой играющей радуги — все это поглотила, вобрала в себя громада башни. Не было больше ничего. И остались только он — человек, пришедший сюда, в запретные земли, где уже не существовало граней, отделяющих его Дар от Безумия, — и башня, Спиральная Башня, стоящая в центре мира.
Робкоп уже шел к овальной комнате, где по углам стояли фигурки древних богов и макеты пирамид, а под потолком плыла большая рыба и за которой находился кабинет Профессора Кима. И в этот момент Артур, все еще продолжающий следить за знаками, не переставал повторять:
— Ким… Ким! Надо снять шлем. Они уже здесь, Ким… Дора не смогла задержать их… Надо снять шлем!
Вокруг не было ничего. Открылись двери Сумрачной страны и поглотили весь видимый мир. И остался лишь человек, в глазах которого отражалась башня, Спиральная Башня, окутанная Сумраком.
Маленькие Истории и Большие Истории совместились.
И в это же время много неожиданного произошло на улицах Москвы, казалось, привыкшей ко всему за последние пять лет.
Большая компания гуляк ожидала своих друзей перед дверьми модного ночного клуба, расположенного в самом центре столицы, на Тверской. Это была вечно веселящаяся московская тусовка, не пропускающая ни одного мало-мальски заметного мероприятия: звезды всех мастей и ранжиров, звездные дети и звездные бездельники, часто богатые, молодые, красивые и беспечные…
И был с ними некто, известный как просто Жан, один из самых успешных и модных фотографов Москвы. Его друзья полагали, что если бы не склонность к выпивке, то Жан был бы «не одним из», а «самым-самым». Жан так не считал. Он говорил, что ему необходима релаксация. Он говорил, что перепробовал все формы кайфа, от тривиальной «травки» до «кислого», но вернулся к старой доброй выпивке. Сейчас Жан пребывал в многодневной релаксации, но не утратил цепкости глаза, профессионального умения видеть больше, нежели обычные смертные. То, что мелькнуло сейчас в воздухе, было не просто «больше»… Такого еще никогда и никто не видел. Пару месяцев назад Жан был в Лондоне по делам агентства, с которым сотрудничал, и полностью обновил фотоаппаратуру. Это была последняя модель «Никона» со всеми возможными сменными объективами, пеналом электроперемотки пленки, чтобы кадры выстреливались, как из пулемета, и множеством других профессиональных штучек. Жан выложил за камеру больше трех тысяч фунтов. Сейчас его руки автоматически, видимо, опередив способность согретого алкогольными парами мозга к анализу, потянулись к камере.