– А этот ваш… – Делер пощелкал пальцами, вспоминая название. – Лечебный факультет где?
– А! Лечебный факультет рядом с моргом, так что мы почти никого из студентов и не увидим, пока не придем на место.
– С моргом? – опасливо переспросил Халлас.
– Это на тот случай, если тебе зуб неправильно вы дерут, – поддел гнома Делер. – Чтобы труп далеко не тащить.
– Чего ты каркаешь, морда? – ругнулся Халлас. – Все ваше карликово племя такое, только каркать и можете. Все века каркаете, а мы за вас все шахты и штольни пробивали!
– Вы за нас?! Да вы ни одной достойной вещи своими руками сделать не сумеете! Мотыжниками родились, мотыжниками и умрете!
– Может, мы и мотыжники, но зато не воруем у других магические книги!
– И ничего мы не воровали! – возразил Делер. – Это наши книги!
– Хватит! – не выдержав, рявкнул Угорь. – Заканчивайте дрязги!
Как это ни удивительно, но слова Угря произвели на гнома и карлика точно такой же эффект, как ведро холодной воды на двух дерущихся котов. Халлас и Делер закрыли рты и грозно засопели.
Что бы ни говорил наш проводник, но все же мы встретили по пути нескольких студентов. Два бледных молодца, измученных то ли экзаменами, то ли обильной дегустацией молодого вина, прошли мимо нас, беседуя о том, есть ли сущность у света или свет всего лишь антитьма без права распада на составляющие.
Еще одна компания студиозов сидела на травке под деревьями и лениво перелистывала книжки.
– Это с литературного факультета, – перехватив мой взгляд, презрительно ответил наш провожатый. – Богема.
Кли-кли весьма картинно хрюкнул, услышав такое словечко.
– Чего ты хрюкаешь? – не удержавшись, спросил я у него.
– Он такие новомодные словечки знает, – хмыкнул гоблин. – Прямо хоть в профессора его определяй.
Не знаю, чему он удивляется – мир не стоит на месте, науки развиваются, и вскоре обычный сиволапый крестьянин будет не только знать, что означает слово богема, но еще и напишет трактат «О филологических изысканиях нецензурной лексики, встречающейся в южных районах Валиостра».
Гномы нашли секрет пороха, разработали печатный станок, ходят слухи, что сейчас они мастерят у себя в шахтах какой-то паровой котел. Пройдет сто лет, и уже никого не удивит, что книги написаны не от руки, а набраны на печатном станке. Авось, через тысячу лет люди еще и летать научатся.
– Не хмыкай, Кли-кли, – поддел я шута. – Это не красит культурного гоблина.
– Зато ты не знаешь, что такое богема! – не остался в долгу Кли-кли.
– Представь себе, знаю, – разочаровал я его. – Библиотека моего учителя может поспорить с Королевской.
– Не очень-то я тебе и верю, образованный вор – это нонсенс.
– Угу. Как и образованный гоблин. Чего вы в Заграбе читаете, кроме книжек вашего Тре-тре?
– Великого Тре-тре, – машинально поправил меня Кли-кли. – У нас много древних книг, Гаррет-баррет. Намного больше, чем ты думаешь! Многие люди душу готовы заложить, чтобы взглянуть на них хоть одним глазом.
– Охотно верю, тайный рецепт гоблинской дряни, что затуманивает мозги, ищут многие…
– Бя-бя-бя! Мы, кажется, пришли.
Из-за деревьев показалось желтое трехэтажное здание с широкой лестницей, на которой студентов было как гномов на поле Сорна.
– Экзамены? – спросил Делер, оглядывая листающих книжки студентов.
– Да, сегодня анатомия у второго курса, – поморщился паренек. – Все сдавшие пойдут в «Солнечную каплю» праздновать. Так что пьянка вечером будет знатная!
– Ясно, – ухмыльнулся Делер, будто он сам только что сдал эту самую анатомию и уже пьянствовал. – Э… друг мой Халлас! Ты чего-то побледнел. Никак сдрейфил?
– Гномы не дрейфят! – гордо сказал Халлас и на негнущихся ногах стал подниматься по лестнице.
– Как бы он в обморок не шлепнулся, – шепнул мне Кли-кли.
Гном, который первым врубился в схватку во дворце Сталкона и не испугался тварей, появившихся после волшебства слуг Неназываемого в Харьгановой пустоши, сейчас дрожал, как осиновый лист на осеннем ветру.
– Если вдруг шмякнется, его Делер поймает, – успокоил я Кли-кли.
Мы вошли в здание и, пройдя по длинному коридору, под завязку забитому волнующимися студентами, очутились в зале, где, видимо, читают лекции.
Пол зала резко уходил вниз, к кафедре, возле которой какой-то седовласый преподаватель заставлял два десятка студентов смотреть, как он кромсает некой помесью пилы и ножа лежащий на железном столе труп.
– Господин профессор! – крикнул наш провожатый. – Я привел!
Профессор оторвался от попыток распилить череп несчастного покойника и, подслеповато сощурившись, посмотрел на нас: