Молвил овчар: «Его не догонит никто.
Если ты жив еще, Джангар, славный Богдо,
Если твои копыта целы, Аранзал,
Если богатырей мангас не связал,
Если не сломан Джангра сандаловый дрот,
Если не сломан еще великий народ,
Если жива его сила нетленная вся,
Если не перевернулась вселенная вся, —
Скоро сумеет врагам отомстить великан,
Хонгор вернется, врагов уничтожив в бою!»
И возвратился на пастбища мальчуган.
Быстро пригнал он в хотон отару свою.
Был он одним из людей Алтана Цеджи.
Мальчик вошел в кибитку своей госпожи,
И доложил он достойной Нимен-Делиг,
Матери девочки — стройной Нимгир-Делсиг:
«Хонгор неистовый, гордость людских племен,
Злобным посланцем Киняса заполонен.
Он увезен в пределы мангасской земли».
«Мальчик! В каком же виде его повезли?» —
«Хонгра к хвосту скакуна привязал Цаган.
Руки и ноги скр
ещены на спине.
Плечи свои распрямить хотел великан —
Образовались трещины на спине.
Силу свою до предела напряг великан —
А разорвать не сумел он тонкий аркан,
В нежные кисти впивались ремни сильней.
Тело его покрыто сплошной синевой.
О многоуглые глыбы горных камней
Он ударяется мудрою головой».
«Горе мне! — зарыдала провидца жена.
Плачет, не может остановиться жена.—
Разве не Хонгор прославлен во всех мирах
Храбростью твердой, неукротимой своей?
Разве не Хонгор прославлен во всех мирах
Силою гордой, непобедимой своей?
Разве не Хонгор внушил чудовищам страх?
Разве не Хонгор мангасов поверг во прах? —
Крупные слезы текли из очей госпожи.—
Ну, мальчуган, скорее к Богдо поспеши,
Джангру поведай об этом горе страны».
Сев на двухлетку, через нагорье страны
Мальчик помчался, не слушая плеска ключей,
Дней не считая, не замечая ночей,
Без перерыва стегал он по бедрам коня,
Без передышки стегал он по брюху коня,—
Так проскакал девяносто четыре дня.
Купол нойоновой башни заметил он
И проскакал он знакомые все места.
И прискакал к золотым воротам моста,
И неожиданно воина встретил он.
Это — прославленный был златоуст
Ке Джилган
«Кто ты? куда ты спешишь, двухлетку гоня?»
Только два слова промолвить успел мальчуган:
«Джангар… Хонгор…» — и наземь свалился
с коня
Сердце забилось у Ке Джилгана в груди.
В башню вбежал он, внезапный, словно гроза,
Остановясь богатырских кругов посреди,
Он, задыхаясь, уставил на Джангра глаза…
У златоуста не раскрывались уста!
В недоуменье глядели богатыри.
Молвил Цеджи: «Ты вбежал сюда неспроста,
Что же хотел ты сказать, мой Джилган?
Говори!» —
«Мальчик какой-то примчался к воротам моста
Издалека, очевидно, двухлетку гоня.
„Джангар и Хонгор!“ — крикнув, свалился с коня».
Джангар, лежавший на мягком ложе сперва,
Сел на престол, услышав эти слова,
За пастушонком послал он Джилгана тогда.
И златоуст привел мальчугана тогда.
На руки взял его Джангар, к лицу приник,
Но, увидав нойона сияющий лик,
Мальчик в беспамятство впал. Тогда Ке Джилган
Влил мальчугану в уста священный аршан, —
Все же в сознание не пришел мальчуган.
Джангар тогда приложил ко лбу талисман.
Вздрогнул овчар, пошел по телу озноб,
И закатившиеся под мальчишеский лоб
Очи раскрылись. В сознанье пришел мальчуган.
Джангар велел навара бедняге подать,
Жаждущему повелел он влаги подать,
Яств и напитков преподнесли старики.
Мальчик наелся, прекрасной испил араки.
«Ну, расскажи, что видел, что слышал, овчар!» —
Молвил нойон. И подробно, не торопясь
И не волнуясь, мальчик повел рассказ:
«Джангар, владыка земных и небесных чар!
Вашего Хонгра в полон захватил мангас.
Он поволок его по чащобам лесным,
Он поволок его по сугробам густым,
Он поволок его по тропинкам крутым,
Он поволок его по травинкам сухим.
Тащится Хонгор, печально цепью звеня,
Вниз головою привязан к хвосту коня,
Руки и ноги скрещены на спине.
Силу свою до предела напряг великан —
Шелковый не сумел разорвать аркан,
Образовались трещины на спине.
В нежные кисти путы впились до кости,
С кончиков пальцев сочится кровь на пути,
И потерял сознание ваш исполин».
Выслушав мальчика до конца, властелин
Крикнул: «Шесть тысяч двенадцать богатырей,
Мне вы дороже собственной жизни моей,
Но хорошо ли спокойно сидеть за столом,
Жертвуя Хонгром, Хонгром — нашим орлом,
Взятым свирепыми чудищами в полон?»
И ясновидцу сказал с обидой нойон:
«Я же просил тебя в самом начале, Цеджи,
Все, что случится, правильно мне предскажи,
Как же ты мог не предвидеть
последствий таких?
Предостеречь не сумел от бедствий таких?
После похода с тобою поговорим!
Йах! прирученным соколом был он моим,
И дорогим для меня, как моя душа!
В битвах он был острием моего бердыша,
И на моем золотом Алтае всегда
Он возвышался, подобно большому столпу.
Волком, врывающимся в овечьи стада,
Хонгор врезался в стотысячную толпу.
Львенком моим, укрощенным лаской, — он был,
Завистью ханов, народов сказкой — он был!
Мыслимо ли, чтоб текла богатырская кровь?
Эй, коневод, коня моего приготовь!» —
Крикнул, сходя с высокого трона, Богдо.
Вмиг оседлали по знаку нойона Богдо
Всех богатырских шесть тысяч двенадцать
коней,
Хан Шикширги дела передать повелел
Родичам близким и молвил Зандан Герел —
Мудрой, бурханоподобной супруге своей:
«Мальчика — пастушонка Алтана Цеджи —
До моего возвращения в доме держи.
Пусть он живет, как желает, не зная забот».
Джангар, держа смертоносный сандаловый дрот,
Сел на коня. Поскакали во весь опор
Эти шесть тысяч двенадцать богатырей,
А впереди, на коне, что мысли быстрей,
Юный скакал знаменосец Догшон Шонхор.
Знамя бойцов развевалось на легком ветру,
Красное — вечером, желтое — поутру,
Девятицветной украшенное тесьмой
И многокисточной золотой бахромой.
Знамя Богдо, когда находилось в чехле,
Было подобно солнцу на этой земле;
Если же было обнажено полотно,
Семь ослепительных солнц затмевало оно!
Ехали морем, где влаги нельзя набрать,
Ехали степью, где цвета земли небосклон,
Сердцеобразный колодец проехала рать,
Мост миновала, похожий на сладостный сон,
Ровно проехали сорок и девять дней.
Тяжелорукого Савра горячий конь
Начал метаться среди богатырских коней,
Так и казалось: вокруг — напольный огонь,
Кружится конь угольком в пожаре степном!
Видимо, Бурый прекрасным был скакуном,
Видимо, чуял близость нечистой земли!
Савар воскликнул: «Надо нам ехать быстрей:
Хана Киняса владенья темнеют вдали.
Джангар Богдо! Начнем состязанье коней!» —
«Ладно». И только раздался топот копыт,
Савров скакун оторвался на семь бэря.
Сын Булингира — славного богатыря —
Следом за Савром Санал отважный летит —
Вечно туманной, высокой горы властелин.
А за Саналом другой летит исполин
На вороном скакуне — Хавтин Энге Бий.
Славен в нетленной стране Хавтин Энге Бий!
Некогда Джангар и весь богатырский стан
В меткой стрельбе с четырьмя
владыками стран
Соревновались. Привешена к ветке кривой
Дуба, что в небо своей уходил головой,
Тонкая, нежная ветка мишенью была.
И ни одна ее не сорвала стрела,
Лучшие воины не попадали в мету,
Лучники, что сбивали орлов на лету!
Ловкий Хавтин Энге Бий примчался вдруг,
Взял он восьмидесятисаженный лук,
Чья тетива натянута, сказывал он,
Всем теленгутским родом; с обеих сторон
Ложа для стрел увековечил резчик
Битву гиены с барсом, и огненный бык
Справа бежал, и слева бежал олень…
Сразу Хавтин Энге Бий оборвал мишень!
Этим прославил он Бумбы державу тогда…
Так укрепил он Джангрову славу тогда.
Следом за ним скакал златоуст
Ке Джилган.
Тучей, которую с неба сорвал ураган,
Мчался скакун белопегий. Сжавшись в комок,
С камушком брошенным он бы
сравниться мог!
Следом скакал самого Маха-Гала чабан —
Мудрый Цеджи. Скакун ясновидца —
Улман —
Будде когда-то служил и Зункве самому,
Каждый из них наложил на него
по клейму.
Он обошел уже сорок богатырей,
Он переплыл уже восемь тысяч морей,
Множество гор перешел и лесных дубрав,
Двадцать небесных и сорок земных держав.
В праздничных скачках устроенных в давние дни
В честь обручения Джангра с прекрасной рагни,
Этот Улман имел несчастье прийти
Первым, опередив Аранзала в пути
На расстоянье длиною в аркан. И нойон,
Этой победой чужого коня разъярен,
Несправедливого гнева сдержать не мог.
Молотом, сделанным славным Кеке, разбил
Щиколотки передних Улмановых ног.
С этих-то дней передние ноги коня —
В бабках — похожи на головы крупных кобыл…
Следующим за провидцем, бронею звеня,
Мчался Гюзан Гюмбе на коне вороном,
И вороной — прославленным был скакуном,
Тоже летел безудержной мысли быстрей!
А позади, вдалеке, скакал Аранзал:
Опередили двенадцать богатырей
Джангра Богдо на несколько дней! И сказал
Джангар-нойон обленившемуся скакуну:
«Ну, быстроногий мой Рыжий! Мы скачем в стран
Лютых мангасов, за Хонгра мы вступим в бой.
Видел ты: больше, чем собственною женой,
Милой женой, разделяющей ложе со мной,
Священногривый мой, дорожил я тобой!
Больше, чем сердцем, воинственным сердцем
своим,
Больше, чем сыном, единственным сыном своим,
Жемчужнохвостый мой, дорожил я тобой!
Так полети, быстроног и зорок, теперь!
Право, не знаю, кто больше мне дорог теперь:
Сам я — нойон, или Хонгр, Алый мой волк!
Голод и жажду, холод и зной претерпи.
А позабудешь ты свой богатырский долг —
Ноги твои разбросаю в безлюдной степи,
Чтобы насытить воронов и червяков!
Женщинам рыжую шкуру твою подарю —
Им пригодится для выделки бурдюков!»
Мчался гривастый, внемля богатырю,
Но до конца выслушивать речи не стал
И перепрыгнул через высокий сандал.
Конь удалой, раскрыв огнедышащий рот,
Легкой стрелой поскакал по степи вперед.
Под вечер Джангар Алтана Цеджи настиг.
Сняв белоснежный шишак, воскликнул старик:
«Джангар, мудрый в совете,
отважный в борьбе!
Светоч, народам указывающий путь!
Благополучно желаю добраться тебе
До государства чудовищ и Хонгра вернуть».
И вопросил великий нойон: «Скажи,
Много ли минуло дней, как ты, мой Цеджи,
Из виду пыль потерял вороного коня,
Принадлежащего исполину Гюмбе?»
Молвил Цеджи: «Ответить могу я тебе.
Это случилось, владыка, третьего дня…» —
И не закончил провидец речи своей:
Он от нойона отстал на пятнадцать дней.