С ханом распростился Богдо,
И в путь обратный пустился Богдо —
Были земле тяжелы шаги;
В коралловые дорожки он
Пунцовые вдавливал сапоги.
Молодцы проводили его,
На коня посадили его.
В руки свои величаво он
Золотые поводья взял.
Объехал слева направо он
Ханский дворец и на всем скаку
Ударил по тебеньку,
Беззвучно ударил семь тысяч раз,
И звонко ударил семь тысяч раз,
И доскакал он за семь дней
До желто-пестрой башни своей.
Сразу же толпа силачей
Серебряную раскрыла дверь.
Сияя светом лунных лучей,
Сел повелитель на престол.
Знатные исполины его,
Даже простолюд
ины его
Встретиться с нойоном пришли,
С аракой и поклоном пришли.
Отборная чернь и знать пришла —
Счастливую весть узнать пришла.
Но слова не вымолвил нойон,
Сидел он, в думы свои погружен,
Семью семь — сорок девять дней.
Наконец повелитель держав
Произнес такие слова:
«Священнейший месяц избрав,
Священнейший день указав,
Отправьте Хонгра, Алого Льва,
В Замбалханово ханство скорей
Да подберите-ка жениху
Достойное убранство скорей!»
У бархата зеленых трав,
У холода прозрачных вод
Хонгров отыскал коневод
Лысого Оцола Кеке.
Оцол Кеке в крестце собрал
Всю грозную красоту свою.
Оцол Кеке в глазах собрал
Всю зоркую остроту свою,
Оцол Кеке в ногах собрал
Всю резвую быстроту свою.
Отборнейших конюхов-молодцов
Отбрасывал бегунец
То в один, то в другой конец,
Новый обдумывая поход,
Прыгал и сбруей своей гремел…
Крикнула ханша Зандан Герел:
«Едет в далекую землю жених,
Оденем его с головы до ног!»
Хонгор обулся в пару своих
Кровяно-красных прекрасных сапог
Что может быть в мире лучше их!
Только одно закаблучье их
Выстрочило двести девиц,
А голенища прекрасных сапог
Тысяча выстрочила девиц.
Рубаха была надета на нем
Цвета неувяды-травы.
Три драгоценных бешмета на нем.
Надел боевые латы он.
Пояс надел богатый он.
Нацепил на правый бок
Односаженный меч стальной
В семьдесят меринов ценой.
Дорогой атласный кафтан
В десять тысяч кибиток ценой
На плечи себе накинул он.
Шлем набекрень надвинул он.
Широкую желтую пиалу
Семьдесят раз опрокинул он —
Семьдесят и один человек
Поднимают ее с трудом.
Обогрелось крепким питьем
Нежное белое нутро.
Гордо Хонгор глядел на толпу.
Жилы раздулись на мощном лбу,
Стали с нагайку величиной.
Сердце забилось в клетке грудной —
Десять кипело там отваг,
Готовых вырваться каждый миг.
Десять пальцев белых своих
Сжал он в грозные кулаки.
Страшно такого потрогать льва.
Каждый палец, что коготь льва!
В лунках зрачки холодных глаз
Перевернулись двенадцать раз, —
Сокол такими глазами глядит,
Сокол, когда за добычей летит!
Удивил он мощью своей
Полчища храбрых богатырей.
Долго разглядывали его,
Силу отгадывали его,
Гудело от круга до круга там,
Все вопрошали друг друга там:
«Какою же силой он одарен?
Чьей мощи мощь подобна его?»
Разобрав подробно его,
Исследовав со всех сторон,
Обсудив достоинства все,
Воинство сошлось на том,
Что лоб — Маха-Г
аловой силой силен
Что в темени сила Очир-Вани,
Макушка же силе Зунквы сродни.
Решили: лопаток его ширина
Семидесяти саженям равна.
Решили: бедер его ширина
Восьмидесяти саженям равна.
Решили: стан в середине своей
Сорока достигает локтей.
Сидел он пред ними на седле,
Стоял он пред ними на земле,
Рассмотрен по всем законам был, —
Решили: героем он конным был
И пешим непревзойденным был.
Плохих примет найти не смогли.
Решили: нет вблизи и вдали
Равных духом геройским ему,
Он — гордость богатырей земли!
И пожелали всем войском ему
Исполненья задуманных дел,
Возвращенья в родимый предел —
К чешуйчатой двери дворца.
Благословили храбреца,
Хонгор быстро сел на коня,
Словно красный уголек,
Отскочивший от огня.
Поглядите-ка на коня!
На расстояние целого дня
Задние ноги выбрасывал конь,
Передние ноги забрасывал конь
На расстояние двух дней.
Поддерживал он грудью своей
Подбородок, что на скаку
Соприкасался с черной землей.
Опалял он дыханьем траву —
Становилась она золой.
Если сбоку взглянуть на него —
Кажется: заяц летящий он,
Выскочил будто из чащи он,
Раздваивая траву.
Семью семь — сорок девять дней
Хонгор на лысом коне проскакал.
Когда же выехал на перевал,
Зовущийся Болзатин-Боро,
Спешился Хонгор с Оцола Кеке,
Коня привязал к седельной луке,
Сталью из лучших сталей согнул
Бесподобные ноги коня.
Чумбур серебряный растянул,
Черной нагайкой своей взмахнул,
Черными глазами сверкнул,
Черным взглядом холодных очей
Четыре окинул конца земли.
Залита светом жарких лучей,
Замбалханова башня вдали
Засверкала, словно костер.
Далее Хонгор взоры простер —
Высится, светла и кругла,
Напоминая гнездо орла,
Башня из дорогого стекла.
Девушка в этой башне жила.
«Посмотрим, — подумал он, — какова
Ханша, которая смогла
Нашему приглядеться Богдо».
И Хонгор взоры вперил в гнездо.
Увидал он Зандан Герел.
Желтому солнцу молилась она,
В руках держа берцовую кость.
[3]
Рядом с ней сидел ее гость —
Отпрыск тенгрия — Тёгя Бюс.
«Ужели биться с ним побоюсь», —
Подумал Хонгор, Алый Лев,
А сам поглядывал, оробев,
В сторону милой Бумбы своей…
Вот он бросает на башню взгляд —
Видит он ханшу с костью в руке,
Вот оборачивается назад —
Видит он друга Оцола Кеке…
Оторопь Алого Хонгра берет,
Ходит Хонгор взад и вперед,
Смотрит на стеклянный покой,
Поднимающийся вдалеке.
Подумал умный Оцол Кеке:
«Не слишком ли долго хозяин мой
Хонгор шагает взад и вперед?»
Сорвал железные путы Кеке
И молвил всаднику лютый Кеке:
«В восемнадцать отважных годов
Порешил ты мужем стать,
Но домой вернуться готов,
Посмешищем к тому же стать,
Завидев противника издали?
Трусом будешь упрямым ты, —
Что сделаешь с вечным срамом ты?
Что скажут люди потом о тебе?
Думаешь, если пойдешь вперед,
Если ты погибнешь в борьбе,
Джангар богатыря не найдет,
Равного мужеством тебе?»
Хонгор пришел в богатырский гнев.
Барсовой злобой рассвирепев,
Зубами мудрости заскрежетал.
Заметался в капкане лев —
Забилось сердце в стальной груди.
На коня драгоценного сев,
Хонгор ему приказал: «Гляди,
Чтобы завтра к рассвету я
К Тёгя Бюсу доставлен был,
Не то — погибай, не сетуя,
В кожу для барабана я
Твой железный крестец превращу!
В палки для барабана я
Восемь ребер твоих превращу!
Из четырех копыт твоих
Сделаю круглые чаши я
Для светильников святых!»
Слушает конь слова храбреца.
Выслушал клятву до конца
И поскакал в густой пыли,
Буре подобным став издали,
Будто ветру завидовал он,
Будто пугался комков земли,
Что по дороге раскидывал он.
«Ладно, — был ответ коня. —
Только сумей усидеть на мне,
Продержись на моей спине
До утра завтрашнего дня.
Если же нечаянно ты
Перелетишь через мой крестец —
Пеняй тогда на себя, молодец,
Моим не будешь хозяином ты,
Не пожалею, покину тебя,
А я ведь, мой Хонгор, один у тебя!»
Оцол Кеке, что стрепет, летуч.
Поскакал он пониже туч,
Повыше коленчатого ковыля.
Вся в яминах бежала земля!
Клыками буравил он удила.
Оказывался Хонгор на нем
То спереди, то позади седла.
Поводья золотые с трудом
Хонгор удерживал в руках.
Ветру не догнать коня —
Летел он иноходца быстрей.
На восходе второго дня
Хонгор спешился у дверей
Светлого девичьего дворца.
Сталью из лучших сталей согнул
Стройные ноги бегунца,
Створки дверей со звоном толкнул,
Светлые двери дворца распахнул,
Справа сел от стеклянных дверей.
За покрывалами длинными там,
Под девятью балдахинами там,
В мире, в блаженстве, в раздолье там,
На восьминогом престоле там
Возлежала госпожа.
Услыхав колокольцев звон,
Закричала госпожа:
«Кто навестил без спросу меня?
Какой это грязный пес у меня,
С огненным горячим лицом,
С бешеной собачьей слюной,
С глазами, как у случного быка,
Подобно стреле-свистунке шальной,
Залетевший издалека?
Убирайся-ка прочь, пока
Бока не намяли тебе сторожа!»
«Случайно попал я сюда, госпожа!
Упустил я табун коней.
Скитаясь в поисках табуна
Семью семь — сорок девять дней,
Я забрел, печалью ведом,
В первый мне попавшийся дом —
О пропаже своей объявить,
Жажду за много дней утолить.
Помогите бедняге вы,
Нацедите мне влаги вы!»
Из-за шелковых покрывал
Тёгя Бюс тогда заорал:
«Некогда нам для бродяги вставать,
Некому здесь тебе влаги подать,
Сам наполни себе пиалу!»
С места поднявшись в своем углу,
Семьдесят и один раз
Хонгор наполнил пиалу.
Семьдесят и один раз
Опорожнил он пиалу —
Семьдесят и один человек
Поднимают ее с трудом…
«Пей поскорей и прочь уходи,
Ступай себе своим путем!» —
Крикнули богатырю потом
Из-за балдахинов тугих.
«Уйти, хозяев покинув таких?
Вы дали мне влаги напиться теперь,
Извольте же не торопиться теперь!
Трубкой хочу насладиться теперь!»
И Хонгор трубку свою закурил.
От выпитой араки
Нутро согрелось у него.
Десять пальцев белых его
Сжались в гневные кулаки.
Сердце забилось в клетке грудной —
Зверь заметался в чаще лесной,
Рвутся десять отваг из груди!
Сказал он: «Чую, что близко ты —
Не вижу тебя, покажись-ка ты!
В глаза взгляну господину я,
Что гонит
из дому людей.
Так просто тебя не покину я!
Не хочешь ли поиграть со мной
Под ногами солнца, герой?»
Девять занавесей приподняв,
Вышел надменный Тёгя Бюс,
Щуря глаза на силача,
Пышную жеребячью доху
Небрежно за собой волоча.
Смерил он Хонгра глазом одним,
Стал он посмеиваться над ним: