Я самый младший в семье, я всегда им был и всегда останусь, возраст и рост не играют роли. Я самый младший, и все.
Мне всегда казалось, что спорт у меня в крови: вся моя семья – спортсмены, все Буффоны носили майки национальной сборной. Сначала занимались спортом, потом преподавали. Мои сестры были чемпионками в волейболе. Мои родители получили дипломы тренеров Национального института физкультуры и работали в школах Тосканы: Тиррения, Пиза, Фучеккьо. Когда я родился, мои сестры ходили в детский садик. Но я был самым маленьким и не мог посещать садик на полный день. Мой отец был из Латизаны, Фриули, и там до сих пор живет его семья.
Так что я оказался у дяди с тетей, потому что они могли меня содержать. Пока я не пошел в школу, моя жизнь была подчинена сезонному ритму: зимы я проводил в Пертегаде у дяди с тетей, лето – дома.
Пертегада – малюсенький городок, я был дико избалован дядей Джанни и тетей Марией (те самые, с тотализатором) и бабушкой Линой. Я был любимым, самым маленьким внуком, чужаком. Думаете, это ничего не значит? Вы когда-нибудь жили в маленьком городе? В маленьких городах всегда так: если вы не часть клана, вы становитесь чужаком, на вас смотрят, изучают, и если принимают, то любят еще больше, чем тех, кто жил там всегда.
Иногда я спрашиваю себя, у всех ли так, у всех ли жизнь строится на связях, отзывах, сигналах. Свои первые игры с футбольным мячом я провел именно в Пертегаде, среди сугробов. Когда я дебютировал в национальной сборной, я смотрел на снег на бывшем стадионе Ленина в Москве и думал: «Невозможно, неужели и здесь?»
В Пертегаде я проводил дни в продуктовом магазине с другой моей тетей, Альдиной. Для меня это был волшебный мир. Ходить между полок, бегать по коридорам, полным еды. Еды…
У меня всегда был полный рот. Больше всего мне нравились бутерброды с мортаделлой, я поглощал их, как машина. А еще были конфетки Haribo – с мармеладом, с карамелью, с ликером. Счастливый, я полными руками загребал сладости. Бродить по этим коридорам – это был мой способ не надоедать родственникам. Я привык быть автономным. Это всегда была моя особенность.
Магазин был на первом этаже. На втором был дом, разделенный на две части: с одной стороны – Джанни и Мария, с другой – Альдина. Была огромная печь, на которую кидали одежду, приходя с улицы, если снаружи шел снег. К Альдине я ходил смотреть фильмы с Бадом Спенсером, со всеми его пинками и улыбками, а она мне готовила макароны в соусе или кукурузный суп.
Всегда нужно было что-нибудь горячее, потому что на улице было холодно. Я не страдаю от холода. Часто думаю, что в детстве я хорошо закалился, но холод мне не нравится. Я помню, что однажды после обеда мне запретили выходить гулять, потому что шел снег. Тетя Мария семь раз переодевала меня до обеда. Каждый раз я заново выходил и играл в снежки, бегал с друзьями, играл в мяч.
Я не люблю надевать на себя много одежды даже зимой, но когда живешь в месте с таким климатом, начинаешь любить тепло. Тепло печки в доме дяди и тети во Фриули было важным элементом моего детства.
Как и отсутствие режима. Может быть, поэтому я сейчас ем когда угодно, но не по расписанию. Мы вставали в пять, садились за стол в 11.30 и в 17.30, в 20.30 пили ромашковый чай и шли спать в 21.00. Это был мой дом, и я любил и его, и людей, которые в нем жили.
Я так любил их, что однажды расстроил маму. Возможно, это было одно из самых больших ее огорчений, связанных со мной. Это было на одном из грандиозных семейных сборищ, на религиозном празднике, в Карраре. Когда надо было идти спать, я устроил ужасную сцену: я хотел спать с дядей и тетей, а не с родителями. Мама до сих пор время от времени вспоминает об этом и рассказывает мне, качая головой.
Пертегада – место моих корней, моих самых сильных впечатлений, одно из тех мест, куда я постоянно возвращаюсь своей памятью. Там, среди прочего, я начал коллекционировать наклейки Panini. В 1983 году мне подарили мой первый альбом. Листая его, я до сих пор испытываю сильные эмоции и снова вижу себя ребенком, который открывает упаковку с наклейками Асколи: Анцивино и Николини. Я никогда не прекращал их собирать.
С 1961 года у меня нет только двух альбомов.
В Пертегаде я получил и свой первый мяч. Его мне подарил дядя. Я пошел играть на поле в пятистах метрах от дома. Это был «супертелемяч», как тогда говорили. Он летел, куда хотел. Мой отец дарил мне только мягкие, как губка, мячи, которые мне не нравились. Я бегал по полю с мячом и играл с мальчишками старше, я был их баловнем.