Аня проснулась от того, что ей почудилось присутствие постороннего в спальне. Вздрогнув, она открыла глаза. Шторы не были задернуты, и свет падал из окна - достаточный, чтобы все разглядеть. Никого. Так... что ей снилось?
Ее руки в тумане, потом был сильный ветер, и все разметал. Она стояла там на ветру, опять обнаженная, на голом камне. А потом... опять он. Опять ей снился чертов француз. Следующий кадр - они идут вместе по улице. Он говорит ей про такси, она отказывается, а потом уже видит себя в метро, и там человек с белыми глазами. И она бежит от него, но знает, что не успеет. И ноги, как всегда во сне, переставляются еле-еле... а до эскалатора очень далеко. И тут появляется он и почему-то берет ее на руки, а человек с белыми глазами исчезает. И они исчезают тоже, она проваливается куда-то. И они вновь идут по улице.
- Я же говорил, что лучше на такси, - говорит ей Ксавье. И она чувствует в его голосе какую-то тревогу, и ей становится так плохо, что она теряет сознание и падает.
Ну и бред. Редкостный. Отборный. Аня решительно откинула одеяло и подошла к окну. На улице еще было очень темно. Где-то вдалеке проехал автомобиль, моргнув задними фарами - этого хватило, чтобы воображение мгновенно нарисовало красноглазое чудовище. Она натянула джинсы, футболку и вышла из спальни, шлепая на кухню. Надо выпить воды и снова лечь спать.
Увидев в коридоре тень, Аня вздрогнула всем телом. Ксавье, стоявший у входа в кухню со стаканом в руке, тоже вздрогнул. Свет не был включен, и в полумраке почти невозможно было разглядеть лицо.
- Анна, Вы меня напугали.
- Вы меня тоже, - Аня, стесняясь, прошла мимо него в кухню. На французе были только какие-то штаны пижамного вида. Слава богу, хоть она оделась.
- Вы не спите?
- Спала. Мне кошмар приснился, - призналась она, взяла стакан и налила воды.
- Бывает, - он сделал глоток из своего стакана. Она хотела спросить, почему не спит он, но в последний момент прикусила язык. Это не ее дело. Ее дело - выпить воды и вернуться в спальню.
Плотно прикрыв дверь, Аня снова разделась, бросила вещи на ближайший к кровати стул и юркнула под одеяло. Ее знобило. По квартире гуляли сквозняки. Сумасшедший француз везде открывал окна - это в октябре! Он простудится, и Аню простудит. И будут ему встречи с соплями, красным носом и кашлем. Вон, уже голова у него сегодня болела. Может, это начало болезни.
Легкий щелчок, прервавший ее внутреннее ворчание, заставил девушку подпрыгнуть на кровати. Она резко села, держа одеяло у груди, словно оно могло ее от чего-то защитить... или от кого-то. Аня несколько секунд не отрывала взгляда от приоткрывшейся двери. Потом до нее дошло, что ее открыл сквозняк. Хотя это странно - в ее спальне точно не было открыто ни одного окна. Господи, зачем она переехала в эту нехорошую квартирку с японскими лампами и самостоятельно открывающимися дверями? Аня встала и подошла к двери, выглянула в коридор. Разумеется, пусто. Кого она ожидала там увидеть? Ксавье, крадущегося в ее спальню с ножом? Прикрыв дверь заново, она легла в постель.
Горное плато, ветер. Ей холодно, все тело бьет озноб.
- Прошу тебя...
Вместе со словами пробуждается дремлющее сознание, всплывает вопрос: "О чем она просит? И кого?"
Ветер немного стихает, становится мягче и будто теплее. Она обхватывает себя руками, и вдруг понимает, что рук нет... и нечего обхватывать. Она туман. Она - мелкие капли влаги, взвешенные в воздухе. Ее очень много, миллионы крохотных капель. И в то же время они едины. Она движется и одновременно остается на месте, не имея ни формы, ни тела. Но сознание есть, и она осознает каждую свою мельчайшую часть, каждую молекулу воды и воздуха. Ею овладевает стремление объединить их, уплотнить, а Он ей мешает. Он отрывает их от нее, ее капельки, разрывает ее на части, которые становятся все мельче. Она становится все прозрачней и прозрачней и вот-вот исчезнет, растворится в нем, в этом могучем потоке воздуха. Ей больно и страшно.
Хочется спать... очень хочется спать и нет уже сил бороться. Проще расстаться с сознанием, довериться этой стихии, этой силе, которая все равно победит. Но она почему-то упрямо цепляется за осознание себя. Она почему-то понимает, что этот сон, такой сладкий и желанный - это смерть. И он пугает ее.
- Аня. Аня, Аня...
Кто-то настойчиво называл ее имя... так настойчиво, что это уже не могло быть сном. Открыв глаза, она вздрогнула: рядом с ее кроватью, на стуле, сидел Ксавье. Аня резко села, держа у груди одеяло. Впервые в жизни она точно помнила свой сон безо всяких дополнительных усилий по его "прокручиванию". Она посмотрела ему в глаза, и ее осенила странная догадка. Это было чистейшее безумие, но Аня все-таки спросила:
- Это ты? Это... ты?
- Зачем ты сопротивляешься? - очень мягко и тихо спросил он.
- Я... я не понимаю, - она отодвинулась.
- Я тоже, - он немного нахмурился и недоверчиво покачал головой, как будто видел перед собой не свою секретаршу, а какого-нибудь зеленого человечка. - Ты не должна там быть. Ты вообще ничего не должна помнить. А ты мало того что все видишь, так еще и мешаешь мне.
Он требовательно смотрел на нее, как будто она была в чем-то виновата, а до Ани постепенно доходил весь масштаб того бреда, о котором они сейчас беседовали. Кажется, речь шла о ее сне.
- Минуту, - резко сказала она, отбрасывая одеяло и вставая с кровати. Почему-то сейчас она его не стеснялась, хотя все ее облачение составляли трусики и тонкой маечка. Оглянувшись, Аня взяла джинсы и рывком натянула их, стоя к французу спиной. Затем она надела футболку и развернулась к нему. Ксавье встал.
- Я, простите, не понимаю, о чем вообще речь. И что вы делаете в моей комнате, - она взяла в руку мобильный телефон, сверяясь с табло, - в четыре часа утра.
Ксавье молча смотрел на нее, и ей становилось все более не по себе, хотя дальше, казалось, некуда.
- Я... попробую тебе объяснить, - наконец, сказал он и жестом предложил ей снова присесть.