Глава 16.
Кати легла на кровать, закрыла глаза, и из них сразу, как по команде, потекли слезы, защекотали уши. Господи, сколько ночей еще ей засыпать в слезах? Она приказывала себе не думать, не вспоминать, и днем у нее получалось. Но ночью не хватало сил, чтобы держаться. Каждый раз, засыпая, она вспоминала то время, когда ее сон превращался в двадцать-двадцать пять дней в мирах. То время, когда это означало новую встречу с Греем. А иногда они встречались и в Восьмом мире. Засыпали, обнявшись, и тут же вставали с огромной постели в их доме в Первом. Иногда она просыпалась позже, и он подшучивал, спрашивая, что ей приснилось.
Он всегда над ней подшучивал. И она над ним. Они, кажется, никогда не переставали смеяться. И ей иногда казалось, что теперь она обречена плакать, пока не выплачет столько же слез, сколько у них было смеха. Как будто это была какая-то страшная кара, расплата за их счастье - такое огромное, такое всеобъемлющее, такое чистое. Она помнила только, как обнаружила его мертвым и закричала. И все, ничего больше. У нее словно что-то взорвалось в голове, даже казалось, что пришла смерть. Как будто разорвалось сердце прямо там, над его уже холодным телом, которое она трясла в безумной попытке оживить, а ее руки становились красными от крови.
Чернота, безумие полностью поглотили разум. С ней кто-то говорил, и она отвечала, но ничего не соображала и не запоминала. Потом Кати поняла, что в буквальном смысле была не в себе. Она всегда думала, что это фигуральное выражение, а оказалось, что нет. Она где-то отсутствовала, пока ее тело кололи какими-то страшными химическими препаратами, о которых она раньше даже не слышала. Пока с ней кто-то говорил, а ее губы отвечали.
Почти все то время, которое она провела в психиатрической клинике - шесть месяцев. Да, полгода прошло после смерти Грея, когда она впервые в себя вернулась. Ей стало так больно, что она начала кричать и бросаться на стены, потому что впервые осознала себя одну, без него, да еще и запертую в Восьмом мире. Прибежали медсестры, сильные грубые женщины, которые отхлестали ее по щекам и, бесстрастно глядя на нее, спеленали смирительной рубашкой. Потом ей что-то вкололи, и она заснула.
А потом начались долгие дни мучений. Кати сразу поняла, что ее диагноз основывается на том, что она рассказала врачам все про Семь миров. Сначала, когда ее поместили в клинику, ей еще было предъявлено обвинение в убийстве, но его быстро сняли. Что ж, неудивительно: она приехала к Грею прямо с вокзала. Он прилетел в Берлин из Лондона, а она примчалась на свидание из родного Мюнхена. Но к тому моменту, когда она пересекла порог гостиничного номера, он уже умер.
Она вспомнила, как провалилась в Первый мир, заснув после укола, и тут же оказалась перед Ксеаром. Он спросил ее, что произошло, и она сказала, что убила Грея. Она так сказала, потому что чувствовала себя виноватой в его смерти и была настолько не в себе от горя, что выразила это таким образом. И Айи выставил ее, шокированный признанием и ее очевидным безумием.
Осознав и вспомнив все это, Кати захотела покончить с собой. Но для этого требовалось сначала выйти из клиники. И она бросила все силы на то, чтобы убедить докторов в том, что поправилась. Это вышло далеко не сразу. Ей два месяца еще кололи какую-то дрянь и периодически исподволь расспрашивали про "крылатых людей" и параллельные миры. Кати улыбалась и говорила, что, кажется, читала об этом в фантастических романах.
Вскоре ей разрешили свидания с родителями и, наконец, выпустили с условием еженедельных визитов к психиатру. Она провела в клинике полных девять месяцев. Придя домой, Кати поняла, что уже не хочет кончать жизнь самоубийством. Что-то изменилось в ней. Возможно, планомерная работа по переубеждению врачей вернула ей силы каким-то образом. Она вновь нашла работу - кассиром в магазине, сняла скромное жилье на окраине Мюнхена и начала жить заново. Только плакала каждую ночь.
Снов у нее почти не было. Однажды она провалилась в какую-то пустыню и сидела одна, перебирая песок, пока не поняла, что здесь можно строить новый мир. Но у нее не хватало сил и азарта для такого подвига. Айи как-то рассказывал ей, когда они только поженились, как он создал Первый мир. Первые двадцать пять лет он провел там в полном одиночестве. Тогда она поежилась и сказала, что так бы не смогла. Теперь она знала, что сможет, но не сейчас. Сначала стоило набраться сил, чтобы не сорваться. Ее сердце должно было перестать кровоточить при каждом воспоминании о Грее.