За несколько минут он рассказал все, что знал о путешествии Грайанны Омсфорд и матурена Кермадека в руины Королевства Черепа, а затем сразу перешел на разъяснение различных клик друидов–смутьянов, которые так усложняли жизнь Ард Рис в Параноре. Мальчик внимательно его слушал, удивляясь, сколь многого он не знал о своей тетке, в основном из–за того, что его родители не касались этой темы. Теперь он видел ее в совершенно ином свете, и его восхищение ею только росло.
— Я бы уже давным давно избавился от всего этого, — сказал он. — Думаю, Кермадек прав. Она должна просто начать все сначала.
Тагвен пожал плечами:
— Ну, Пен, это все связано с политикой и тем, какую личину принять. Если бы она была свободна действовать, не заботясь о последствиях, то я полагаю, друиды были бы поражены, когда она бы закончила.
Какое–то время Пен молча обдумывал последствия только что услышанного. Если тот, кто действовал против его тетки, был таким же могущественным, как и она, а также послал Терека Молта и тех гномов с колющими глазами за ним, то у него была куча неприятностей — гораздо больше, чем он мог себе представить. Он гадал, что же стояло на кону, чтобы этот кто–то решился на такие радикальные меры. Если это была Шейди а'Ру, то, наверное, достаточной приманкой была бы возможность стать Ард Рис. Однако, учитывая темную историю своей тетки, он считал более вероятным, что все произошедшее было как–то связано с местью, обманутой преданностью или фанатичными убеждениями. Кажется, все, кто совершал злодеяния, всегда делали их из ложного понятия справедливости и всеобщего блага.
— Как вы думаете, Тагвен, она мертва? — порывисто спросил он.
Спрашивать об этом дворфа, который и так не находил себе места из–за чувства вины и отчаяния, было убийственно, и Пен пожалел, что задал этот вопрос, как только он вылетел у него изо рта. Однако мальчики часто задают подобные вопросы, и Пен не стал исключением.
— Я не хочу даже думать об этом, — негромко произнес дворф.
Пен съежился от той печали, что он услышал в голосе своего спутника.
— Это был глупый вопрос.
Тагвен уклончиво кивнул:
— Иди спать, Пен, — произнес он, чуть подтолкнув его своей ногой. — Этой ночью мы уже ничего не сделаем.
Пен кивнул. Казалось, что так. Он вообще не представлял, сколько можно будет сделать поутру, но, по крайней мере, новый день сможет поднять ему настроение. Сырость и холод вытянули из него все хорошие чувства. Бегство и необходимость прятаться похитили его уверенность в себе. Когда наступит новый день, они встретят его с бодростью, как всегда и происходит после отдыха и спустя какое–то время.
Он поднялся и вышел из кабины пилота, нырнул в спальный отсек и завернулся в парусину. Почти сразу же он заснул.
Этой ночью он видел сны, мрачные и пугающие. Он бежал через лес, мимо огромных и черных стволов, возникавших перед ним из тумана. Он бежал изо всех сил, но понимал, что этого было недостаточно, чтобы убежать от того, что его преследовало. Оно было близко, накрывая его своей тенью, и если он обернется, хотя бы на мгновение, то будет обречен. Он не знал, что находилось там, сзади, лишь только, что это было нечто ужасное. Все, что он мог сделать, это бежать от этого и надеяться, что найдется способ улизнуть.
Однако страх одолел его разум и он обернулся, чтобы взглянуть — всего один взгляд, не больше. И в тот момент, когда он это сделал, он понял, что обречен — массивный воздушный корабль навис прямо над ним, медленно снижаясь, чтобы раздавить его. У корабля были глаза, холодные, как у змеи, острые клыки и длинный неприятный язык, тянувшийся к нему. Корабль был живым, однако именно то, что находилось внутри него, чего он не мог увидеть с земли, ужасало его на самом деле. Именно то, что ждало в недрах этого воздушного корабля, получит его после того, как корабль вдавит его в землю. Он еще будет жив, но лучше бы это было не так.
Когда воздушный корабль оказался настолько близко, что он почувствовал, как деревянный корпус коснулся его согнувшейся спины, то бросился в сторону, в глубокий овраг, а затем стал падать, падать…
Он проснулся с дрожью, привстав так резко, что ударился головой о настил пилотской кабины. Боль молнией пронеслась по его телу, а глаза наполнились слезами. Он с минуту сидел, обхватив голову, пытаясь очистить мозги, чтобы отделаться от ночного кошмара. Но тот медлил, становился сильнее, чем прежде, давил на него, как будто все происходило в реальной жизни.
Убеждая себя, что это бессмысленно, но тем не менее поддавшись страху, он выполз из спальной каюты на палубу ката, вдыхая ночной воздух, чтобы в голове у него прояснилось. Было еще темно, но облака рассеялись и небо светилось звездами и луной. Облокотившись спиной на стенку пилотской кабины, он всматривался в темноту, прислушивался к тишине и старался стряхнуть с себя остатки сна.
Затем он поднялся, чтобы взглянуть поверх стены пилотской кабины и увидел летящего прямо к нему «Галафила».
Он почувствовал, как сердце остановилось, в горле перехватило дыхание, и страх стянул его тугим узлом. Он не мог поверить своим глазам, хотя корабль находился прямо перед ним и в этом не было никакой ошибки. Он бросил взгляд на Тагвена, спящего внутри пилотской кабины, забыв об опасности. Он хотел протянуть руку и разбудить его, но не смог заставить себя двигаться. Он просто стоял и беспомощно смотрел, как массивный корпус воздушного корабля становится все больше и больше, надвигаясь как и корабль из его сна, готовый вытрясти из него жизнь.
А потом корабль резко изменил курс.
Для этого не было никаких оснований. Если кто–то из разыскивающих их находился на палубе, он должен был их заметить. При таком ярком лунном свете другого результата быть не могло. Однако «Галафил» резко повернул налево и полетел прочь, обратно к береговой линии Радужного озера, все это был таким неожиданным и невероятным, что Пен так и остался стоять с открытым ртом.
— Тагвен! — резко прошептал он, теребя того за плечо.
Дворф сразу же проснулся, поднявшись до сидячего положения, и с трудом пытался понять, что происходит. Пен не убирал свою руку, чтобы привлечь внимание, затем указал на удаляющийся воздушный корабль. Тагвен уставился на судно, на его лице отражалось смятение и шок.
— Он был прямо перед нами, — объяснял Пен, продолжая говорить шепотом. — Я видел все это во сне, поднялся на палубу, и вот он тут! Прямо здесь! Он нашел нас, Тагвен! Он не мог нас упустить, при таком–то лунном свете, даже ночью. Однако, упустил. В одно мгновение он просто развернулся и улетел.
Он присел на корточки рядом с дворфом, часто дыша, чувствуя легкое головокружение:
— Что случилось? Почему он нас не увидел?
— Наверное, он просто не принял вас за тех, кем вы являетесь, — раздался голос за их спинами.
Второй раз за несколько минут Пен испытал сердечный приступ, подпрыгнув от неожиданного звука, чуть не упав на Тагвена, который так же был ошарашен. Скрючившись в одном углу пилотской кабины, мужчина и мальчик обернулись, чтобы увидеть говорившего.
На них смотрел стоявший древний старик, настолько согбенный и скрюченный, что казалось невероятным, чтобы он смог подняться на борт. Он опирался на отполированный черный посох, который блестел как темные воды в лунном свете, а его одежды были настолько белыми, что светились, как сама луна. Длинные седые волосы и густая борода ниспадали на его грудь и плечи, а в его глазах мерцало какое–то детское любопытство, как-будто старик никогда с ним и не расставался.
Пен, оправившийся от потрясения после появления старика, спросил:
— Почему они нас не узнали?
— Иногда что–то выглядит совсем не так, как мы ожидаем, — произнес старик. — особенно по ночам, когда темнота накрывает мир и скрывает правду.
— Мы были совершенно открыты, — упорствовал Пен. Он снова поднялся, решив, что бояться нечего. Он посмотрел в странные глаза древнего старика, обнаружив в них отражение чего–то своего, что напомнило ему себя самого, хотя и не мог сказать, что именно. — Вы сделали что–то, чтобы они нас не увидели?