Десять лет она прожила с этой старухой, выслушивая ее требования и ложные обещания, которые подорвали бы веру у менее решительных студентов. Но Иридия лишь улыбалась, уступала и соглашалась со всем, прикидываясь послушной и ожидая того момента, когда останется одна, чтобы делать то, чего ей хотелось. Старуха была ей не ровня, и когда настало время, Иридия привела свою оскорбляющую и требовательную благодетельницу к колодцу на заднем дворе и столкнула ее туда. Три дня и три ночи старая карга кричала о помощи, но никто к ней не пришел.
Иридия свернула на ведущий вниз коридор в северном конце крепости и добралась до дверей в подвал, инстинктивно зная, что именно туда она должна прийти, именно там голос ждал ее. Единственная ее тень скользила по каменному полу, когда она проходила по темным проходам. Никто теперь не охранял эти проходы и не обходил стены Паранора; друиды сами следили за безопасностью и делали это безучастно и без какой–либо системы. Во времена Чародея—Владыки, крепость бы уже давно была захвачена.
У тяжелых, обитых железом дверей, ведущих вниз, эльфийская колдунья остановилась, чтобы оглядеться. Никого не было видно; никто за ней не шел. Могла бы решиться на это Шейди, но не стала тратить силы и время. Именно так, подумала Иридия. Это только бы все усложнило. Она хотела, чтобы никто не вмешался в ее встречу.
…Поторопись, Иридия. Я взволнован…
Так же, как и она, раскрасневшаяся от неожиданной страсти. Она была как юная, глупая девчонка, переполненная дикими эмоциями и отчаянной нуждой. Голос никогда не подводил ее, и сейчас он собирался дать ей то, чего она желала больше всего. Она чувствовала себя опьяненной, как будто она могла решиться на все, будто все было возможно. Она торопливо протиснулась через двери подвала, взяла один из факелов, лежащих в корзине за дверями, зажгла его при помощи струи магии, слетевшей с кончиков пальцев руки, и снова стала спускаться.
На этот раз спуск был гораздо длиннее и темнее, она двигалась по узкой лестнице, на которой не было ни одного окна, построенной глубоко в земле под фундаментом замка. Сырой и спертый воздух был пропитан запахом многих лет заключения и пыли, возраст которой невозможно было определить. Ее шаги по каменным ступеням раздавались в такт дыханию, так же быстро и торопливо. Когда все закончится, думала она, она покинет Паранор и уедет подальше отсюда, забрав с собой Арена, чтобы они смогли построить совместную жизнь, свободную от всего, что было прежде. Именно это она хотела сделать с самого начала, если бы Ард Рис не настроила Арена против нее. Арен утверждал, что Грайанна не имеет ничего общего с его отказом от нее, но Иридия знала гораздо лучше. Его слова, что он никогда не любил ее, что никогда не чувствовал, что она создана для него, были ложью, выкованной в горниле его злости на то, что рассказала ему та, которая всегда будет Ведьмой Ильзе. Уже только за это она заслужила изгнание в Запрет, и даже хуже.
Внизу лестницы ротонда образовала своего рода центр, из которого в разных направлениях расходилась дюжина проходов. Иридия выбрала тот, из которого исходил голос, уверенная, что он именно там, именно в этом направлении. Вытянув факел, чтобы разогнать темноту, она шагнула в проход, в котором царила гробовая тишина. Эти катакомбы использовались очень редко, это было как–то связано с прошлым, с историей этой крепости, хотя Иридия никогда не заботилась узнать, что же это за история. В таких местах она встречалась со своими сообщниками, но не в этом месте, куда она сейчас направлялась. Сегодня ночью она сделает это в последний раз.
Через сотню футов в стене коридора оказалась открытая дверь, комната внутри была черна, как сажа.
…Я здесь…
Иридия шагнула внутрь, залив комнату желтым светом от факела. Ее глаза быстро обыскали помещение. Четыре голые стены, пол и потолок. Комната была пуста.
— Где ты? — спросила она, не в состоянии скрыть отчаяние в своем голосе.
…В воздухе, Иридия. В эфире, которым ты дышишь. В темноте и в свете. Во всем. Закрой свои глаза. Ты сможешь меня почувствовать …
Она зажмурилась и медленно выдохнула. Это было правдой. Она смогла ощутить его присутствие. Он был тут, вокруг нее.
— Да, — прошептала она.
…Пора дать тебе то, что было обещано за твою помощь мне. Дать тебе Арена Элессдила, целого и невредимого. Дать тебе мир, счастье и любовь. Время пришло. Ты готова…
— Да, — выдохнула она. У нее снова потекли слезы от переполнявшей ее благодарности. — О, пожалуйста.
…Погаси свой факел и положи его на пол…
Она заколебалась, ей совсем не нравилась перспектива оказаться в темноте. Но нужда в Арене пересилила ее сомнения, и она сделала так, как велел ей голос. Факел погас и она осталась в полнейшей темноте.
… Закрой глаза, Иридия. Вытяни свои руки. Я приду к тебе, в твои объятия, больше не голос, а человек. Я буду им. Для тебя, Иридия. Навсегда. Окутай меня своей любовью и своим желанием. Прими меня…
Она бы и не подумала сделать иначе, хотя по–прежнему не понимала, как такое может произойти. Но чтобы заставить ее поверить, было достаточно убедительности, звучавшей в этом голосе. Она опять сделала так, как ей было сказано. Она закрыла глаза и раскрыла свои объятия.
Почти мгновенно она ощутила присутствие. Поначалу это было лишь слабое движение, какое–то колебание воздуха. Потом появилось тепло, что–то проникло в нее, распространившись как прилив надежды, который она испытывала раньше. Она ощутила покалывание и ее дыхание участилось в предвкушении ожидаемого.
Потом он оказался тут, в ее объятиях, Арен Элессдил вернулся к жизни. Хотя она никогда не держала его в своих руках и не знала, на что это похоже, она сразу же поняла, что это был он. Ее руки с благодарностью обвились вокруг него и она вдохнула его запах, прижавшись к нему всем своим телом. Он сразу же ответил, трепетно и податливо, как часть ее, которой не хватало, как та часть, которая сделает ее цельной.
— Арен, — прошептала она.
Он придвинулся еще ближе, так близко, как будто стал частью ее самой. Она могла почувствовать, как они соединяются, становятся одним. Он таял в ней, проникал в нее, физически становясь ее частью. Она дернулась от потрясения, затем инстинктивно стала сопротивляться происходящему. Но было уже слишком поздно, он уже слился с ней, как металлы в кузнице, объединившись вместе, чтобы сформировать единый организм.
Потом ее пронзила резкая боль, настолько сильная, что она начала кричать, не в силах прекратить ее. Как лезвием бритвы боль резала ее, как кончиком ножа колола с головы до ног, и ее крик превратился в визг, продолжавшийся до тех пор, пока ее мозг не выдержал такой нагрузки.
Затем она перестала соображать и чувствовать что–либо.
Вечером того же дня Шейди а'Ру шла по коридору в северной башне, направляясь в свои покои, когда повстречалась с Иридией, идущей в противоположную сторону. Она с опаской приблизилась к эльфийской колдунье, помня, как они расстались ранее в холодной камере. Одной рукой она вытянула кортик из ножен, пристегнутых под рукавом ее туники. Она достаточно натерпелась от непредсказуемого поведения Иридии. Если снова будет конфликт, она хотела, чтобы все было сделано быстро.
Другая женщина подошла прямо к ней, но в ее зеленых глазах не было никакой злобы или обиды, вообще никакого вызова. Ее совершенное лицо было спокойным, и в ней ощущался дух какой–то новой целеустремленности.
— Я недостойно вела себя сегодня днем, — сказала она, остановившись в нескольких футах. — Я прошу прощения.