И показывать мне дорогу.
Так меня он к деревне вывел
И на том со мной распрощался:
"Теперь звери тебя не тронут,
Ты вышел к людским селеньям.
Ступай, человек ты неправедный.
Вот дорога — иди, куда хочешь".
Омыл обитатель лесов
Свою рану в ближайшем озере,
Вытер слёзы, лицо осушил
И направился в горы обратно.
Ощутил я жжение в теле
И подумал, что он меня проклял.
Всё нутро у меня горело;
Захотел я воды напиться.
Подошёл — и вдруг показалось,
Что вода в пруду закипела
И что красен он весь от крови,
Полон сукровицы и гною.
Сколько капель воды попало
Мне тогда на голую кожу –
Столько вздулось на ней нарывов
Размером с полплода бильвы.
Созрели они, полопались,
Трупный смрад из себя источая,
И потёк из них гной кровавый.
Куда бы теперь ни пришёл я –
В деревню ли, в городок ли,
Мужчины и женщины палками
Мне дальнейший путь преграждают:
"От тебя смердит трупной вонью,
Не смей подходить к домам близко!"
И терплю я такие муки
Седьмой год с тех пор непрерывно,
Ужасных своих деяний
Пожинаю плоды достойные.
Да пребудет со всеми благо,
Кто меня послушать собрался!
Благодетелей не предавайте,
Нет греха тяжелее измены.
Того, кто предаст благодетеля,
Поражает проказа и язвы,
А после смерти предатель
Попадает в ад непременно".
Этот человек ещё продолжал говорить что-то царю, но земля под ним разверзлась, и в тот же миг он провалился в ад Незыбь. А царь после этого покинул парк и вернулся в город". Рассказав эту историю, Учитель повторил: "Как видите, монахи, Девадатта не только теперь, но и прежде поранил меня обломком скалы". И он отождествил перерождения: "Человеком, предавшим своего благодетеля, был тогда Девадатта, а обезьяньим царём — я сам".
Джатака о великой обезьяне
Не столько собственным страданием мучаются добродетельные, как отсутствием добродетельных качеств у тех, кто причинил им зло. Вот как об этом назидательно повествуется. Бодхисаттва жил как-то в одном благословенном уголке Гималаев; земля там от блеска различных минералов казалась разноцветной. Прекрасные леса и рощи были подобны покрову из тёмного шелка. Живописные, разнообразной формы холмы, как будто созданные намеренно, украшали эту местность. Там струились многочисленные ручейки и было много глубоких пещер и ущелий. Громко жужжали пчелы, и приятный ветерок овевал деревья с разнообразными цветами и плодами. Это было место игр видьядхаров. Бодхисаттва жил здесь в облике большой одинокой обезьяны. Но даже в таком состоянии он был проникнут сознанием праведного долга; благодарного и благородного по натуре, наделённого великой стойкостью, его не покидало, словно испытывая к нему привязанность, сострадание. Сотни раз земля с её лесами, великими горами и океанами в конце юги водой, огнём и ветром разрушалась, но не великое сострадание Бодхисаттвы.
И вот Великосущный жил в том лесном уголке, поддерживая существование, как аскет, только плодами и листьями лесных деревьев и проявляя различным образом милосердие по отношению к встречавшимся ему живым существам. Однажды один человек, пытаясь разыскать пропавшую корову и обходя все вокруг, сбился с дороги и, запутавшись в определении сторон света, забрёл в тот уголок. Истощённый голодом, жаждой, холодом и усталостью и сжигаемый изнутри огнём отчаяния, он уселся у корней одного из деревьев, словно подавленный чрезмерной тяжестью уныния, и увидел несколько совершенно коричневых плодов тиндуки, упавших из-за того, что они переспели. Он съел их, и из-за мучительного голода они показались ему очень вкусными; поэтому он с возросшей энергией стал оглядываться вокруг, отыскивая источник их происхождения. Он увидел выросшее на краю обрыва у водопада дерево тиндуки, склонившиеся ветки которого казались коричнево-красными от спелых плодов. Влекомый страстным желанием добраться до них, он поднялся по склону горы и полез на усыпанную плодами ветвь тиндуки, склонившуюся над пропастью. Страстно желая заполучить эти плоды, он добрался до самого конца ветки. Та ветвь непрочная согнулась от чрезмерной тяжести и с треском вдруг сломалась, словно подрубленная топором у основанья. Вместе с нею он свалился, как в колодец, в огромную пропасть, окружённую скалами. Благодаря куче листьев и достаточной глубине воды, он остался невредим. Выбравшись из воды, он стал карабкаться в различных направлениях, но не нашёл нигде выхода. Чувствуя, что здесь ничто не спасёт его от скорой смерти, он потерял всякую надежду на жизнь, и слезы скорби оросили его печальное лицо. Пронзаемый, как копьём, острым отчаянием, совершенно павший духом, он рыдал, одолеваемый мучительными размышлениями:
«Свалившегося в пропасть в глуши лесной, безлюдной, кроме смерти, Кто меня увидит здесь, даже пытаясь разыскать? Покинутого родными и друзьями и ставшего лишь пищей для москитов, Попавшего, как дикий зверь, в ловушку, кто вытащит меня отсюда? Садов, лесов и рек многообразную красу и драгоценными камнями Звёзд рассыпанных сверкающее небо — увы! — Весь мир скрывает от меня мрак этой ямы, Непроглядно-тёмный, как ночь безлунная!»
Не переставая рыдать, таким образом, человек провёл там несколько дней, поддерживая себя водой и упавшими вместе с ним плодами тиндуки.
Меж тем великая обезьяна, блуждая по лесу в поисках пищи, зашла в то место, словно призываемая колеблемыми ветром кончиками веток дерева тиндуки. Взобравшись на него и заглядывая в пропасть, она увидела человека с провалившимися от голода глазами и щеками, с бледным и худым телом, страстно желающего, чтобы кто-нибудь заметил его. Великая обезьяна, тронутая несчастным состоянием этого человека, бросила поиски пищи и, пристально разглядывая его, сказала человеческим голосом: — Находишься ты в пропасти, что недоступна для людей. Скажи ж мне, кто ты и откуда? Тогда тот человек с выражением страдания поклонился обезьяне и, глядя на неё со сложенными просительно руками, сказал: — Я — человек, о Великоблаженный, заблудился, бродя по лесу; плодов желая, я с дерева того свалился и вот попал в беду. Лишённый родственников и друзей, в великую беду попал я. О покровитель обезьян, будь мне защитой.
Услышав это, Великосущный проникся великим состраданием.
В беду попавший, друзей лишённый и родных,
Просительно сложивший руки, смотрящий удручённо,
Даже врагов заставит сострадать,
А сострадательных особенно сочувствовать заставит.
И Бодхисаттва, проникнутый жалостью, стал ободрять его ласковыми словами, которые тот вряд ли ожидал услышать в такой момент. — Не скорби о том, что одинок ты и потерял все мужество, свалившись в пропасть. Всё, что сделали бы для тебя друзья, я тоже сделаю. Так перестань бояться! Сказав так, Великосущный тем подбодрил человека и, принеся ему много тиндуки и других плодов, ушёл в другое место — упражняться с камнем весом в человека, проверяя, сможет ли он его вытащить. Затем, испытав меру своей силы и убедившись, что сможет вытащить его из пропасти, он спустился на дно и, движимый состраданием, сказал тому человеку: — Пойди сюда, садись ко мне на спину и крепко за меня держись. Тебя извлекая, я пользу извлеку из тела бесполезного сего. По мнению добрых, только в том и польза от тела бесполезного, что с помощью его приносят благо ближним мудрые. — Хорошо! — ответил человек и, почтительно поклонившись, взобрался на него. Когда тот человек взобрался на него, он, от чрезмерной тяжести согнувшись, с трудом огромным вытащил его, при этом сохраняя стойкость духа, благодаря своей огромной доброте. И вытащив его, довольный крайне, хоть и измученный и от усталости шатаясь, он отдохнуть решил на камне, как дождевая туча, тёмном.
И вот Бодхисаттва в силу чистоты своей натуры, не опасаясь вреда со стороны человека, которому он оказал услугу, доверчиво сказал ему: — Так как этот лес легко доступен и беспрепятственно сюда приходят хищники, то, чтобы кто-нибудь вдруг не убил меня, заснувшего от утомленья, а тем бы погубил и своё будущее благо. Ты стой на страже, наблюдая тщательно вокруг. Усталость совершенно одолела моё тело, и я хочу поспать. Тогда тот человек, нагло притворившись послушным, ответил ему: «Спи, господин, сколько хочешь, счастливого тебе пробуждения. Я буду стоять и охранять тебя». Он впал в низкие размышления