— Сынок, возьми топор, поди к моей матери и сунь ей в руки конец верёвки. Юноша послушно пошёл и сказал старухе: — Почтенная, учитель сейчас в хижине — прилёг на свою постель отдохнуть. К постели я привязал верёвку, которая укажет тебе путь. Вот топор, ступай и, если только в силах, убей его.
— А ты меня не бросишь? — только и спросила старуха.
— С чего мне бросать тебя? — ответил юноша. Старуха взяла в руки топор, с трудом поднялась на ноги, доковыляла до постели сына, ощупала его тело и, увердясь, что это и в самом деле её сын, сдвинула в сторону ткань, прикрывавшую голову деревянного болвана. Затем она размахнулась топором и, воскликнув:
"Прикончу его одним ударом!" — рубанула прямо по горлу. Послышался сухой треск, и старуха поняла, что её удар пришёлся по дереву.
— Что ты делаешь, матушка? — спросил вошедший бодхисатта.
— Ты обманул меня! — вскричала вместо ответа старуха и в тот же миг пала бездыханная, ибо ей было суждено умереть, лишь только она вступит в хижину. Убедясь, что мать его мертва, бодхисатта разложил костёр и предал тело матери огню, а потом, когда всё было кончено, погасил пламя и принёс в жертву дикие лесные цветы. Сидя на пороге своей хижины вместе с молодым брахманом, бодхисатта сказал ему:
— Знай, сынок, что нет никакого особого "заклинания от тоски". Речь шла о любовной тоске и о женщинах, её вызывающих. Когда твоя мать послала тебя ко мне, наказав: "Ступай выучись "заклинанию от тоски", она хотела только, чтобы ты понял, сколь порочны женщины. Теперь, когда ты воочию узрел пучину скверны, в которую ты мог попасть из-за моей матери, тебе должен быть ясен смысл изречения: "Воистину, женщины — само сладострастие и порочность". И, наставив так юношу, бодхисатта отослал его. Почтительно простясь с учителем, юноша направился в Бенарес, к отцу с матерью. И, когда он явился в дом, мать спросила:
— Ну как, выучился ли ты "заклинанию от тоски"?
— Выучился, матушка, — ответил ей юноша. — Ну так что же, — продолжала мать, — хочешь ли ты стать подвижником, творящим жертвы богу огня, или предпочтёшь обзавестись семьёй и зажить мирской жизнью? — Матушка, — сказал юноша, — я своими глазами видел скверну, происходящую от женщин, и мирская жизнь не для меня. Я хочу стать отшельником. И, убеждая всех в непоколебимости своего решения, он спел такой стих:
О, эти женщины! Желаньями подобны Всепожирающему пламени они От мира отрешась, свой подвиг совершая, Себя от скверны любострастья сохрани.
Обличив так весь род женский, юноша простился с отцом и матерью и ушёл в лес. Став, как и хотел, подвижником, юноша, размышляя в уединении, познал самого себя и подготовился к последнему возрождению в мире Брахмы". И, восклицая "Видишь, брат мой, сколь сладострастны, порочны, похотливы женщины!" — Учитель вновь указал монаху на зло, которое несёт в себе весь женский род, и разъяснил суть Четырёх Благородных Истин. Выслушав его наставление, бхиккху вкусил от плода архатства. Учитель же растолковал джатаку, так связав перерождения: "В ту пору матерью юноши была Капилани, его отцом — Махакассапа, молодым брахманом — Ананда, наставником же был я сам".
Джатака о змее
Словами: “Кто друга наставлений не приемлет...” — Учитель — он жил тогда в Джетаване — начал рассказывать об упрямом монахе. Спросил однажды Всеблагой этого монаха: “Правду ли говорят, брат мой, что ты упрям?” “Сущую правду, почтенный!” — ответил он. “О бхиккху,— заметил Учитель,— тебе ведь не только теперь свойственно упрямство: и прежде уже ты был упрям. Только потому, что из-за своего упрямого нрава не послушал советов мудрых людей, ты и погиб, укушенный змеёй!” И, поясняя сказанное, Учитель поведал о том, что было в прежней жизни. “Во времена прошедшие, когда на бенаресском престоле восседал Брахмадатта, Бодхисатта родился на земле в богатой семье, в царстве Каси. По достижении зрелости он уразумел, что источник страданий — страсти, а счастье — в самообуздании, избавился от страстей и стал отшельником. Поселясь в Гималаях, достиг он высших ступеней йоги и овладел всеми пятью ступенями истинного знания и восемью совершенствами. Постоянно предаваясь блаженному погружению в глубины сосредоточенного размышления, Бодхисатта со временем стал наставником всей общины. Жил он в окружении множества святых людей, числом до пятисот.
Случилось так, что какая-то ядовитая змея, переползая, как и все её сородичи, с места на место, появилась близ хижины одного из отшельников. Отшельник поймал змею, посадил её в полый кусок бамбука и держал при себе, выказывая почти отцовскую любовь. И, так как змея жила в бамбуке, её прозвали “Велука”, то есть “Обитающая в бамбуке”, а оттого, что монах питал к змее почти отцовские чувства, отшельники дали ему прозвище “Велука-пита”, “Отец Обитающей в бамбуке”.
Прослышав о том, Бодхисатта стал спрашивать монахов, правда ли, что один из отшельников держит в доме змею. Узнав, что это правда, он принялся увещевать бхиккху: “Нельзя доверять змеям, брат мой, не держи её у себя!” Но отшельник отвечал ему: “Эта змея для меня будто любимый ученик для наставника. Я просто не смогу жить без неё!” “Что ж, поступай как хочешь,— сказал Бодхисатта,— знай только, что именно из-за неё ты и простишься с жизнью”. Отшельник, однако, не послушал Бодхисатту и не захотел расстаться со змеёй.
Через некоторое время отшельники отправились заготовлять плоды — спелые и неспелые. Два-три дня они прожили в лесу, в месте, где плодов было видимо-невидимо и их было легко собирать. Монах, прозванный “Отцом Обитающей в бамбуке”, тоже был там. Змею же он оставил дома в полом куске бамбука. Когда наконец отшельники воротились к себе в обитель, бхиккху, спеша накормить свою любимицу, вынул из бамбука затычку и вытянул руку, приговаривая: “Иди сюда, деточка! Иди, голодная моя!” Змея же, разозлённая тем, что ей пришлось поголодать несколько дней, вонзила зубы прямо в протянутую руку отшельника. Отшельник упал бездыханный, а змея уползла в лес. Видевшие все это рассказали о происшедшем Бодхисатте, и тот распорядился сжечь тело покойного. Желая наставить в дхамме отшельников, которые пришли и расселись вокруг, Бодхисатта спел им такой стих:
Кто друга наставлений не приемлет, Словам заботы дружеской не внемлет, Тот неизбежно смерть находит в муке. Подобен он “Отцу Змеи в бамбуке”.
И, наставив так подвижников, Бодхисатта затем сам приобщился к четырём величайшим добродетелям. С истечением же отпущенного ему срока он возродился в мире Брахмы”. И Учитель повторил: “Не только ведь теперь, бхиккху, свойственно тебе упрямство: и прежде уже из-за своего упрямого нрава ты погиб, укушенный змеёй”. Заканчивая своё наставление в дхамме. Учитель истолковал джатаку, так связав перерождения: “В ту пору “Отцом Обитающей в бамбуке” был упрямый бхиккху, отшельниками — ученики Пробуждённого, наставником же — я сам”.
Джатака о змеином укусе
«Как змея сменяет кожу...» — это сказал Учитель, пребывая в роще Джеты, по поводу одного домохозяина, у которого умер сын. Учитель пришёл к нему домой, а хозяин встретил его, усадил.
— Что, милый, горюешь? — спросил Учитель.
— Да, почтенный. С тех пор как сын мой умер, все и горюю.
— Что поделаешь! Что может разрушиться — непременно разрушится, что может погибнуть — непременно погибнет. Не у одного тебя так, да и не только в этой деревне. Ведь во всех безграничных вселенных, во всех трёх видах существования ты не найдёшь бессмертных. И, нет ничего составного, что навечно осталось бы целым. Всем существам суждено умереть, а всему сложному — распасться. Вот и в древности случилось так, что когда у мудрого человека умер сын, он не стал горевать, он помнил: «Погибло то, чему и суждено погибнуть», — сказал Учитель и по просьбе домохозяина поведал о былом.
Некогда в Варанаси правил царь Брахмадатта. Бодхисаттва тогда родился в брахманской семье в деревне у ворот Варанаси. Был он главой семьи и зарабатывал на жизнь земледелием. И было у него двое детей: сын и дочь. Когда сын его подрос, Бодхисаттва женил его на девушке из подходящей семьи, и всего стало в их доме, вместе с рабыней, шесть человек: сам Бодхисаттва, его жена, сын, дочь, сноха и рабыня. Жили они все в мире и добром согласии.