Выслушав царя, слуги ответили: «Будет исполнено». Без промедления они кинулись к Великосущему, связали ему руки и, колотя его палками на каждом перекрестке, потащили через весь город на лобное место. Бодхисатта, однако, сколько его ни били, не вопил чего-нибудь вроде: «Ох, матушка! Ох, батюшка!» — а невозмутимо пел стих:
Мир этот полон скверны и греховен.
И люди в нем порою хуже бревен.
Этот стих он пел на каждом перекрестке, где его колотили. И тогда прохожие, из тех, что поумнее, стали спрашивать Бодхисатту: «Послушай, подвижник, а за что гневается на тебя царь? Уж не сделал ли ты ему какого-нибудь доброго дела?» Бодхисатта поведал им обо всем происшедшем и, заканчивая свой рассказ, молвил: «Я спас царевича, вытащил его из бурного потока, это и навлекло на меня беду. Как только вспомню, что не последовал совету, что дали еще в старину мудрые люди, так повторяю этот стих». Выслушав Бодхисатту, все собравшиеся там кшатрии, брахманы и прочие горожане из иных сословий возмутились; «Благочестивый отшельник спас царя от смерти, но этот неблагодарный отвечает Злом на добро. Как же нам стать добродетельными при таком царе? Схватим его!» Исполненные гнева, горожане преградили дорогу слону, на спине которого восседал царь. Они набросились со всех сторон на неблагодарного царя, осыпая его стрелами, метая дротики, швыряя камни, круша дубинами — словом, пуская в ход любое оружие, какое только оказывалось под руками, и так забили царя до смерти. Потом они ухватили мертвое тело за ноги и спихнули в сточную канаву. Затем помазали Бодхисатту на царство и препоручили себя его царским заботам.
Время шло. Бодхисатта правил царством в согласии с дхаммой. Однажды надумал он испытать верность спасенных им животных. В сопровождении огромной свиты царь отправился к змеиной норе и позвал: «Эй, длинная!» Змея выползла, почтительно приветствовала Бодхисатту и сказала: «Вот, господин, твое золото, забирай его». Царь вручил сорок коти золотых монет своим советникам, направился оттуда прямо к жилищу крысы и позвал: «Эй, крыса!» Крыса тотчас же выскочила и, почтительно приветствовав царя, передала ему тридцать коти монет. Поручив и эти деньги заботам советников, царь пошел дальше — к жилищу попугая — и позвал: «Эй, попугай!» Попугай сейчас же слетел к нему и, почтительно приветствуя, спросил: «Ну что, господин, прикажешь собрать для тебя рис?» «Нет, — ответил царь, — когда мне понадобится рис, тогда и принесешь». «Поедете со мной», — обратился он к змее, крысе и попугаю и, забрав семьдесят коти золотых монет, вместе со своими друзьями направился парад в город. Войдя в свой прекраснейший дворец, царь сел на престол и велел поместить золото в казну — под строгую охрану. Потом он приказал отлить из золота трубу и устроить в ней жилище для змеи. Для крысы он распорядился сделать домик из прозрачного горного хрусталя, а для попугая повелел изготовить золотую клетку. И еще царь наказал слугам каждый день хорошенько кормить животных и подавать им еду на золотых блюдах: змее и попугаю — поджаренные зерна риса, подслащенные медом, а крысе — рисовую кашу с пахучими приправами.
Бодхисатта еще долго царствовал, щедро одаривая всех, подавая милостыню и творя иные добрые дела. И все четверо — царь, змея, крыса и попугай — жили в полном согласии и довольстве до конца своих дней, а когда вышел назначенный им срок, перешли в другое существование в соответствии с накопленными заслугами».
И, заканчивая свое наставление в дхамме, Учитель повторил: «Так что, монахи, не только ныне Девадатта покушается убить меня, но и в прежние времена уже он вынашивал тот же замысел». Затем он истолковал джатаку, так связав перерождения: «Царем Дуттхой в ту пору был Девадатта, змеей — Сарипутта, крысой — Моггалана, попугаем — Ананда, а царем, обретшим царство и правившим в согласии с дхаммой, — я сам».
(Перевод Б. Захарьина)
Джатака о пьянстве
Словами: «Напелись, наплясались мы...» — Учитель — он жил тогда в роще Гхоситараме, близ Косамби, — начал свой рассказ о тхере Сагате. Прожив все время дождей в Саваттхи, Всеблагой отправился бродить по стране, собирая подаяние. Паломничество привело его в городок Бхаддаватику, где все тамошние пастухи — и те, что пасли коров, и те, что пасли коз, — крестьяне и просто путники, едва завидев Учителя, почтительно его приветствовали, а затем принимались дружно уговаривать Всеблагого никогда не приближаться к тому месту на берегу реки, где росли манговые деревья. «Почтенный, — говорили они, — в той манговой роще на берегу реки, где основали свою обитель длинноволосые подвижники, проживает смертельно ядовитый и опасный змей-наг по прозвищу «Амбатиттхика» — «Обитающий в манговой купели». Этот змей способен причинить тебе, Всеблагой, любое зло! Не ходи туда!» И, хотя Всеблагого остерегали так трижды, оп сделал вид, будто ничего не слыхал, спокойно направился к той роще на берегу реки, неподалеку от Бхаддаватики, и там расположился. Покуда он безмятежно отдыхал, близкий к Пробужденному тхера по имени Сагата, наделенный чудотворными, хотя и вполне доступными даже простым мирянам способностями, направился в ту самую обитель длинноволосых подвижников, принес охапку травы, бросил ее на землю около жилища царя нагов и уселся на нее, подобрав под себя ноги. Не в силах сдержать ярость, змей-наг стал выпускать клубы дыма. То же сделал и тхера. Наг начал жечь его огнем. И тхера, в свой черед, принялся палить его! Но змеи своим жаром ничего не мог поделать с тхерой, а тхера своим жаром одолел нага. И, в мгновение ока обратив повелителя нагов на путь истинный, указав ему на Будду, дхамму и сангу как на единственные прибежища и наставив царя змей в заповедях, тхера воротился к Учителю.
Пожив вБхаддаватикестолько, сколько ему требовалось, Учитель со всем своим окружением отбыл в Косамби. К тому времени известие о том, что тхера Сагата обратил нага на путь истинный, облетело всю округу. Выйдя навстречу Учителю, жители города Косамби почтительно его приветствовали, затем подошли к тхере Сагате, который следовал за Учителем, окружили его и оказали ему особые почести. «Скажи нам, почтенный, есть ли что-нибудь такое, что тебе трудно достать? — спрашивали они его. — Обязательно добудем это для тебя». Тхера промолчал, но шестеро раскольников-бхиккху ответили за него:»Достойные! Вступившие на стезю монашества принуждены обходиться без красного, как ноги попугая, вина, — а оно для них — величайшее лакомство. Но смогли бы вы достать для тхеры хорошего красного вина?» «Охотно», — обрадовались горожане. Они пригласили Учителя с учениками отобедать у них на другой день, а затем обошли весь город, взывая к жителям: «Пусть каждый из вас угостит тхеру!» Везде было заготовлено крепкое красное вино. Все принимали у себя тхеру и поили и угощали его. Тхера упился до потери рассудка и, выходя из города, споткнулся и упал у самых ворот. Так он и лежал там, болтая всякий вздор.
Возвращаясь вместе с другими бхиккху из города после обеда, устроенного в его честь, Учитель увидал тхеру, валявшегося в столь непотребном виде, и сказал монахам: «Заберите Сагату, братия». Монахи подхватили тхеру и отнесли его в сад. Туда же пришел и Учитель. Бхиккху положили тхеру головой к ногам Татхагаты, но он повернулся и лег ногами к Учителю. «Как вы полагаете, бхиккху, — вопросил тогда Учитель, — выказывает ли Сагата мне такое же почтение, как раньше?» «Нет, не выказывает, почтенный», — ответили бхиккху. «Скажите, бхиккху, — вновь спросил Учитель, — кто сумел обратить на путь истинный царя нагов, что жил возле манговой рощи?» «Сагата, почтенный», — отозвались бхиккху. «А как вы думаете, — продолжал Учитель, — удалось бы Сагате в таком состоянии обратить хотя бы безвредную водяную змею?» «Нет, конечно», — отвечали монахи. «Так скажите же мне, — вновь вопросил Учитель, — следует ли пить зелье, лишающее людей рассудка?» «Не следует», — дружно откликнулись монахи. Заклсимив в этих словах тхеру, Учитель заключил, обращаясь к монахам: «Тот, кто пьет вино и другие хмельные напитки, — совершает дурной поступок, который можно искупить только покаянием». Наставив так бхиккху в важнейшей из заповедей, Учитель поднялся и проследовал в свою благоухающую душистыми травами и цветами келыо.