Глубоко уязвленные монахи явились к Всеблагому и поведали ему обо всем случившемся. Учитель выбранил монахиню Тхуллананду и сказал своим ученикам: «О бхиккху, ненасытный человек воистину не испытывает любви даже к матери, которая дала ему жизнь, и не радует ее сердца. Такой человек, исполненный безмерной алчности, не способен просветить и наставить на путь истинный никого из блуждающих во мраке невежества, а тех, кто уже вступил на этот путь, он не в состоянии побудить к самосовершенствованию. Тех, кто отказывает ему в подаянии, он не может склонить к щедрости. Там, где подают в изобилии, он теряет сдержанность. Только довольствующемуся немногим дано обратить неверующего, а в верующих — пробудить стремление к самосовершенствованию; скупых он превращает в щедрых, среди обильных щедрот являет воздержание». Подобными речами Учитель наставил внимавших ему в дхамме, а в заключение добавил: «О бхиккху, не только ведь ныне Тхуллаианда проявила алчность: она и в прежние времена была столь же неумеренной». И, уступая просьбам слушателей, оп поведал о том, что было в прошлой жизни.
«Во времена стародавние, когда на бенаресском троне восседал Брахмадатта, Бодхисатта родился сыном брахмана. Когда он вырос, его женили на девушке равного с ним положения и рода. Жена за время жизни с Бодхисаттой родила ему трех дочерей, и всех их назвали одним именем — Нанда. По смерти Бодхисатты его семью приютили родственники. Бодхисатта же между тем родился снова — на этот раз златоперым лебедем. Благодаря прошлым своим заслугам он сохранил память обо всех прежних существованиях. Однажды, когда лебедь подрос, он залюбовался своим стройным телом, украшенным дивными золотыми перьями, которые приносят их обладателям счастье, и подумал: «Каково же было мое обличье в предыдущей жизни?» Размышляя над этим, он припомнил, что в прежнем своем существовании жил среди людей, а вспомнив об этом, задумался вновь: «Как-то там поживают моя жена и дочери?» И, узнав, что жена его и дочери живут у родственников, которые держат их только из милости, златоперый лебедь решил: «Перья у меня на теле словно выкованы из чистого золота; если время от времени я буду давать моим близким по перышку, моя жена и дочери смогут жить безбедно!»
Лебедь полетел к своим прежним родственникам и уселся на крышу их дома. Завидев Бодхисатту, его жена и дочери спросили: «Откуда ты, господин?» «Я ваш муж и отец, — сказал им Бодхисатта. — После смерти я вновь родился на земле — на этот раз в облике златоперого лебедя — и прилетел сюда повидаться с вами. Отныне вы не будете зависеть от милости родни, вам не придется больше работать на них и жить впроголодь: я буду вам давать свои перья. Продавайте их и живите себе в полном благополучии и счастии!» И, обронив одно перо, лебедь улетел. Время от времени он возвращался к своим близким и каждый раз дарил им по золотому перу; прежняя жена Бодхисатты и его дочери продавали эти золотые перья и жили, не зная горя.
Но вот однажды мать сказала дочерям: «Милые мои, птичье сердце переменчиво: что, если ваш отец перестанет прилетать? Давайте поймаем его и повыщиплем у него все золотые перья». «Но ведь ему будет очень больно», — возразили дочери и отказались одобрить замысел матери. Сердце жены Бодхисатты исполнилось великой жадности и корыстолюбия. Когда лебедь прилетел снова, она стала его подманивать, приговаривая: «Иди-ка, иди-ка сюда, господин!» Дождавшись, когда лебедь подошел к пей совсем близко, она набросилась на него, крепко ухватила обеими руками и мигом его ощипала. Но все перья, вырванные ею из тела Бодхисатты против его воли, тотчас же стали белыми, как перья цапли. И, сколько Бодхисатта ни вытягивал крыльев и ни махал ими, он никак не мог взлететь. Тогда жена посадила лебедя в бочку и стала его откармливать, покуда не отросли новые перья — уже не золотые, а простые, белые. Наконец лебедь расправил крылья, поднялся в воздух и улетел к себе в гнездо. Более он уже не возвращался».
В завершение своего рассказа о прошлом Учитель сказал: «Не только ведь ныне, бхиккху, сверх меры жадна Тхуллананда, но и прежде она была столь же алчной! В предыдущей своей жизни она лишилась из-за жадности золота, в нынешнем же рождении из-за этого порока она останется без чеснока! Хуже того, она пострадает не только сама, но и остальные монахини из-за этой ненасытной Тхуллананды не смогут больше брать чеснок! Вот отчего, монахи, так необходима умеренность даже среди изобилия. Когда же дается пусть совсем немногое, надо им довольствоваться и не стремиться к большему!» И, говоря это, Учитель спел такой стих:
Доволен обретенным будь,
с алчбой постыдной незнаком.
Лишишься перьев золотых,
коль будешь действовать силком.
В своих беседах с монахами Учитель потом еще не раз вспоминал о Тхуллананде и осуждал ее. Он запретил монахиням впредь есть чеснок, под страхом очистительного покаяния. А потом он истолковал джатаку, сказав: «Вдовой брахмана в ту пору была эта вот самая Тхуллананда; тремя дочерьми брахмана были три сестры Тхуллананды; величавым же златоперым лебедем — я сам».
(Перевод Б. Захарьина)
Джатака о двойной неудаче
С восклицания: «Глаза поранил и нагим остался...» — Учитель — он жил тогда в Бамбуковой роще — приступил к рассказу о Девадатте.
Рассказывают, что как-то раз, сойдясь в зале собраний, монахи бранили Девадатту. «Почтенные, — говорили они, — обгорелое, загаженное полено из погребального костра, хоть и тоже деревянное, не может сравниться ни с лесными деревьями, ни с дровами, заготовленными в деревне. Так и этот Девадатта, отринувший мир ради наилучшего вероучения, намного уступает и мирянину, и монаху, ибо скитальческая жизнь лишила его семейных радостей, отпав же от общины, не стал он и подлинным подвижником, так что, можно сказать, его постигла двойная неудача!» В этот миг в Залу вошел Учитель и спросил монахов: «О чем это вы, братия, тут беседуете?» Выслушав их ответ, он заметил: «О бхиккху, не только ведь ныне Девадатта потерпел двойную неудачу: он и в прежние времена тоже был кругом неудачлив!» И, сказав так, Учитель поведал им о том, что было в прошлой жизни.
«Во времена стародавние, когда на бенаресском троне восседал Брахмадатта, Бодхисатта был богиней дерева. Неподалеку лежала деревушка, где обитали рыбаки. Как-то раз один рыбак, прихватив с собой снасти, отправился вместе со своим маленьким сыном к омуту, где обычно ловили рыбу все деревенские рыбаки, и закинул бредень. Бредень зацепился за невидимую корягу. После долгих попыток вытащить его, рыбак наконец решил: «Должно быть, я поймал большущую рыбину. Пошлю-ка я мальчишку к матери. Пусть она затеет ссору с соседями, чтобы никто не смог явиться сюда и потребовать себе долю от моего улова». Придя к этому решению, рыбак научил сына: «Ступай, сынок, к матери и скажи ей, что я поймал большую рыбину, пусть она затеет ссору и отвлечет внимание соседей».
Отослав сына, рыбак снова стал пытаться вытянуть бредень, но это ему никак не удавалось. Опасаясь упустить рыбу, жадный рыбак скинул с себя одежду, сложил ее на берегу и прыгнул в воду. Бросившись на то, что он считал рыбиной, рыбак с размаху напоролся на сучья коряги и поранил себе сразу оба глаза, а тем временем вор утащил оставленную на берегу одежду. Терзаемый сильной болью, рыбак зажал раненые глаза ладонями, выкарабкался на берег и, дрожа от холода, принялся на ощупь отыскивать одежду.
Жени рыбака долго размышляла, как бы ей затеять свару и добиться того, чтобы никто не смог попросить своей доли от улова мужа, и наконец придумала такую уловку: повесила на ухо лист кокосовой пальмы, один глаз вымазала сажей с горшка, бережно, словно младенца, взяла на руки собаку и пошла по домам соседей. «Зачем это ты повесила лист, как серьгу, выпачкала глаз сажей и, взяв в руки, словно любимое дитя, собаку, бродишь по домам? — спросила жену рыбака подруга. — Уж не спятила ли ты?» «Я-то не спятила, — ответила ей жена рыбака, — а вот ты беспричинно оскорбляешь меня и поносишь, пошли к старосте; за это оскорбление ты мне заплатишь восемь монет». Завязалась перебранка, и обе женщины, продолжая ругаться, явились к деревенскому старосте. Разобравшись, кто зачинщик, староста решил наказать жену рыбака. «Всыпать ей как следует», — распорядился он. Люди связали виновнице руки за спиной и принялись бить ее палками.