Он к недостойному склонился,
Оставил верную дорогу
И движется стезёй дурною.
Теперь — ещё одно сравненье.
Возьми две чашки с коромыслом
И нагрузи одну из чашек:
Свободная от груза чашка
Поднимется на коромысле.
Так, если человек заслуги
Накапливает понемногу,
Они его поднимут к небу,
И это с Биджакой случится.
А те несчастья и невзгоды,
Что он переживает ныне, –
Последствия дурных деяний,
Им совершённых в прошлой жизни.
Но всё дурное скоро минет,
Ибо теперь он благонравен.
Не слушай Кашьяпу, владыка!
Не следуй ложному ученью!
Ты попадаешь под влиянье
Того, с кем вместе тратишь время,
Будь он хоть праведник, хоть грешник.
С кем человек завяжет дружбу,
Кого он часто навещает –
Он на того похожим станет.
Когда лежат две вещи рядом,
Соприкасаются друг с другом –
Одна запачкает другую.
Стрела, отравленная ядом,
Оставит часть его в колчане.
Разумный муж остережётся
Общения с неблагородным –
Грехом недолго заразиться.
Ведь если ты концом былинки
Дотронешься до тухлой рыбы –
Былинка гнилью и пропахнет.
Вот каково с глупцом общенье!
А если к благовонной тагаре
Ты поднесёшь листок от дерева,
Он тоже станет благовонным –
Вот каково общенье с мудрым!
Считай, что разум твой — корзинка,
А в ней плоды твоих деяний.
Будь рассудителен, владыка!
Оставь общение с дурными,
С достойными сведи знакомство.
Дурной тебя толкает к аду,
Достойный — к небесам приблизит".
Так царевна старалась склонить отца к добру. А потом она рассказала о своём прежнем грехе и о том, как она за него поплатилась:
"Я помню семь своих рождений,
Предшествовавших этой жизни,
И о семи грядущих знаю.
В седьмом тому назад рожденье
Была мужчиной я, владыка.
Жила в Магадхе, в Раджагрихе,
Кузнечным делом занималась.
Товарища дурного встретив,
Грехов свершила я немало,
Погрязла в прелюбодеяньях.
Казалось мне, что я бессмертна.
Дурной поступок сохранился,
Словно огонь под слоем пепла,
А я после того родилась
Благодаря другим деяньям
В столице Ватсы, в Каушамби,
В семье богатого торговца
Как их единственный наследник,
И все меня там ублажали.
Я встретила благого друга,
Он был умён и образован,
Меня на правый путь наставил.
Все новолунья, полнолунья
Я, как положено, постилась.
Благой поступок сохранился,
Как клад вблизи от водоёма,
Но плод былых дурных деяний,
Свершённых некогда в Магадхе,
Созрел теперь и проявился,
Как яд, подействовав не сразу.
Родилась я в "аду стенаний"
И там прожаривалась долго,
Об этом даже вспомнить тяжко!
Ведь я бесчисленные годы
Терпела тяжкие страданья.
Потом в Бхеннакате родилась –
Была козлом там холощёным;
Возя сановников в повозках,
Расплачивалась за распутство.
А после смерти я родилась
В лесу дремучем обезьяной.
Вожак мне откусил мошонку:
Я продолжала, царь Видехи,
Расплачиваться за распутство.
Потом в Дашарне я родилась,
Была волом там подъярёмным,
Расплачивалась за распутство.
А после этого, Ведеха,
Я возродилась человеком,
Но отродясь была бесполой –
Моя расплата продолжалась.
А после этого я стала
Небесной девой в свите Индры,
Носила яркие наряды
И дорогие украшенья,
Искусным пением и пляской
Царя богов я услаждала.
Вот семь моих былых рождений.
Грядущие я тоже знаю.
Теперь проявится то благо,
Что я свершила в Каушамби,
И в следующих семи жизнях
То снова буду человеком,
То обитательницей неба.
Я буду счастлива всё время,
Но первых шесть своих рождений
Придётся женщиной остаться.
Зато в седьмом существованье
Я стану наконец мужчиной –
Не на земле, но в горнем мире.
Уже готовят мне гирлянды
Божественных цветов сантаны.
Их на меня наденет, знаю,
Проворный небожитель Джава.
Что для богов — лишь час единый,
Шестнадцать полных лет для смертных,
А день и ночь в небесном мире –
Столетие земного счёта.
Неисчислимые рожденья
Влекут поступки за собою,
И ни благое, ни дурное
Деяние не исчезает.
Кто хочет быть всегда мужчиной,
Остерегаться должен блуда,
Как человек, что вымыл ноги,
Обходит стороною лужи.
А если женщина захочет
Мужчиной стать в грядущих жизнях,
Пускай супруга почитает,
Как апсара — богов владыку.
А кто желает благ на небе
И долгой жизни в горнем мире,
Пусть избегает прегрешений
И в мыслях, и в речах, и в деле,
Пусть дхарме следует прилежно,
От этого всегда есть польза,
Будь женщиной ты иль мужчиной.
Все те, кто в нашем мире, государь,
Живут в великолепии, в достатке,
Когда-то жили праведно, поверь:
Мы все — наследники своих поступков.
А как ты полагаешь, царь Видехи:
За что танцовщиц ты к себе приблизил,
Наряды даришь им и украшенья?
Наверное, они того достойны?"
Так добронравная царевна
Утешила отца рассказом,
Разубедить его стараясь.
Начавшись утром, беседа их затянулась на весь день и всю ночь. Под конец царевна ещё раз взмолилась:
"Не слушай, государь, зловредных речей этого голого подвижника! Послушайся меня, я ведь друг тебе и ничего, кроме добра, тебе не желаю. Помни: есть этот свет, есть тот свет, есть на свете плоды добрых и дурных деяний! Не пей из грязного источника!" И всё же ей не удалось разубедить отца. Тот крепко держался за своё пагубное заблуждение. С родителями нередко так бывает: им всегда приятно послушать, как складно говорит их любимое дитя, вникать же в суть его речей они не склонны. А по городу тем часом уже разнеслась весть:
"Говорят, что царевна Руджа учит царя дхарме, старается разубедить его", и все горожане радовались и надеялись:
"Царевна у нас умна, она сумеет избавить отца от пагубных воззрений и нас всех тем облагодетельствует!" Но вразумить отца царевне так и не удалось. Однако она не пала духом.
"Любым способом мне надо исцелить царя от заблуждения!" — решила она, поклонилась всем десяти сторонам света4, молитвенно сложив руки над головою, и вознесла мольбу:
"Ведь есть же ещё в мире те, на ком свет стоит — есть преданные дхарме шраманы и брахманы, есть небожители — хранители сторон света, есть Великие Брахмы! Пусть кто-нибудь из них придёт на помощь и своею силой освободит царя от пагубных воззрений! Даже если сам он того не заслужил — да придут они ради моей силы, моих достоинств, моей правды, да избавят они его от пагубных воззрений на благо всему свету!"
Бодхисаттва был тогда Великим Брахмой; звали его Нарада. А известно, что бодхисаттвы по великому своему состраданию и милосердию озирают время от времени весь мир и проверяют, кто из существ идёт праведным путём, а кто — неправедным. И вот в тот самый день бодхисаттва, озирая мир, увидел царскую дочь и услыхал её мольбу.
"Никто, кроме меня, не в силах избавить её отца от пагубных воззрений. Сегодня я должен оказать ей милость; я появлюсь там, просвещу и облагодетельствую царя и его приближённых. Но какой же мне принять облик?" — подумал бодхисаттва. И он решил так: "Люди уважают и почитают подвижников. Пожалуй, я обернусь подвижником". В тот же миг он принял благообразный человеческий облик — обратился в светлокожего подвижника. Опрятная отшельническая косица была закреплена у него золотой заколкой; одет он был в рогожу, крашенную снаружи и с изнанки красным цветом; через плечо была переброшена серебряная шкура антилопы, расцвеченная золотыми изображениями светил, и крепилась она нитью жемчуга. В руке подвижник держал золотую чашу для сбора подаяния, а на плече его лежало коромысло, тоже червонного золота, с конца которого свисал на жемчужной нити коралловый кувшинчик в виде тыквы-горлянки. В таком вот облике провидца-отшельника Нарада прилетел по воздуху, красуясь, словно месяц на небосклоне, и, паря над полом, появился на террасе дворца Чандаки перед царским взором.