"Вон повар во дворе стоит,
Он дхоти[49] туго завернул
И чистит грязную посуду.
Не узнаёшь ли ты его?"
Бодхисаттва и в самом деле в это время принёс воды и принялся за мытьё горшков. "Сегодня наконец-то исполнится моё заветное желание: Прабхавати перепугается до смерти и откроет остальным, что я здесь. А пока надо скоротать время за делом", – думал он.
Царица же не узнала его и с презрением сказала дочери:
"Ты мужичка и чандалка,
Осквернительница рода!
По рождению царевна,
Как ты в связь с рабом вступила!"
"Мать не догадывается, что это Куша, не знает, что он ради одной меня занялся подобным делом", – поняла Прабхавати и возразила:
"Всё ты поняла превратно.
Рода я не оскверняю,
Не мужичка, не чандалка.
Это – сын царя Икшваку,
А отнюдь не раб презренный!
Что ни день, в его столице
Угощение готовят
Брахманам благочестивым,
А всего их – двадцать тысяч.
Столько же слонов у Куши,
Столько же коней у Куши,
Столько же волов у Куши,
Столько же повозок разных,
Столько же коров доится
Ежедневно в его царстве.
Это – сын царя Икшваку,
А отнюдь не раб презренный!"
"Она говорит очень уверенно; должно быть, это и вправду Куша", – поверила наконец мать. Пошла она с этой новостью к царю. Тот поспешно явился к Прабхавати: "Верно ли слышал я, что царь Куша здесь?" – "Да, батюшка. Он уже семь месяцев служит у тебя поваром, стряпает для меня и сестёр". Царь не сразу поверил, расспросил ещё горбунью, но и та всё подтвердила. Тогда царь упрекнул Прабхавати:
"Ты поступила очень дурно,
Что о царе нам не сказала,
Когда он к нам тайком явился,
Прикрывшись повара обличьем,
Как кобра – лягушачьей шкурой".
Он тотчас спустился к Куше, приветствовал его, молитвенно сложил руки и стал просить прощения;
"Я провинился пред тобой,
Прости меня, великий воин.
Ты к нам неузнанным пришёл.
Я не предполагал такого".
"Если я отвечу грубо, сердце его разорвётся. Надо его утешить", – подумал бодхисаттва и сказал:
"Здесь виноват лишь я один,
Я сам стать поваром решил.
Уж лучше ты прости меня.
Ты неповинен, царь, ни в чём".
Царь увидел, что Куша настроен дружелюбно, вернулся во дворец и велел Прабхавати немедленно повиниться перед мужем:
"Иди же, неразумная,
И повинись перед царём.
Быть может, смилуется он,
Спасёт тебя от гибели".
Прабхавати послушалась и направилась к нему; сёстры и служанки шли следом. Бодхисаттва стоял на том же месте, одетый как горшечник. Он догадывался, что Прабхавати придёт к нему. "Сейчас я сломлю её гордыню! Будет же она в грязи валяться у моих ног!" – подумал он, всю заготовленную в горшках воду выплеснул на землю, да ещё метлой повозил. Получилась большая грязная лужа. Прабхавати подошла, упала в ноги ему прямо в грязь и повинилась.
Вняла отцовскому совету
Прабхавати богоподобная,
Челом к ногам припала Куши,
Могучего владыки маллов:
"Прости меня за все те ночи,
Что я была с тобой в разлуке!
Не гневайся, великий воин!
К твоим стопам я припадаю.
Даю отныне обещанье –
Услышь меня, о махараджа, –
Что никогда не буду больше
Противиться твоим стремленьям.
Коль ты мольбе моей не внемлешь,
Меня сегодня четвертуют".
"Если я отвечу ей: "И поделом тебе будет", – у неё сердце разорвётся. Надо её успокоить", – решил бодхисаттва и ответил:
"Могу ли я мольбы не слышать!
Утешься, я тебя прощаю.
Я не злопамятен, благая.
Ты можешь больше не бояться.
Даю отныне обещанье –
Услышь меня, моя царевна, –
Что никогда не буду больше
Противиться твоим стремленьям.
Тебя, красавица, желал я
И много горя натерпелся.
Я всё готов был сокрушить здесь,
Чтоб увести тебя обратно".
Тут царь Куша оглядел окружавших его – так сам Индра, царь небожителей, озирает свою свиту – и преисполнился воинской гордости: "Что же это? Я ещё жив, а мою жену хотят забрать чужие?!" И он, будто лев на царском подворье, потянулся и рыкнул: "Пусть все в городе знают, что я здесь! – и добавил: – Я возьму их живьём. Снаряжайте колесницы, Конницу готовьте к бою. Я свою явлю вам доблесть, Пусть враги меня боятся". "Моя задача теперь – взять врагов в плен, – обратился он к Прабхавати. – А ты пойди умойся, принарядись и жди меня во дворце". Да и самому Куше надо было позаботиться о своей внешности. Для этого приближённые царя мадров прямо на кухонном дворе разбили шатёр. Явился цирюльник. Царю Куше вымыли голову и бороду, причесали его, подали полный набор драгоценностей. Затем он в сопровождении советников взошёл на дворцовую башню, огляделся по сторонам, приосанился, и всё затрепетало под его взглядом. "Настал черёд подвигам!" – возгласил он.