"Любезный, вчера дерзко ограбили мою сокровищницу. Нужно это расследовать". –
"Конечно, государь. Я ведь тебе обещал, что смогу найти похищенное даже спустя двенадцать лет. А вернуть то, что пропало только вчера, для меня сущий пустяк. Я всё отыщу, государь, не сомневайся". –
"Тогда приступай к делу, любезный". –
"Хорошо, государь". Бодхисаттва на царском дворе помянул добрым словом свою мать и прошептал её заклинание. Тут же, не сходя со двора, он объявил:
"Вижу следы двух воров, государь!" И он пошёл по следам царя и жреца: за глянул в сокровищницу, вышел оттуда, трижды обошёл царский дворец и, идя след в след их путём, добрался до обводной стены. Тут он заявил:
"Государь, в этом месте следы на земле обрываются и поднимаются в воздух. Прикажи подать лестницу".
По лестнице он перебрался через стену, вошёл в судилище и вернулся назад, опять велел подать себе лестницу, спустился к пруду, трижды обошёл его кругом и сказал:
"Государь, воры побывали в пруду". Войдя в воду, бодхисаттва отыскал там спрятанные драгоценности с такой лёгкостью, будто сам их гуда и положил.
"Государь, оба вора — люди не простые, это очень важные воры. Отсюда они ушли в твой дворец", — сказал он царю. Народ в восторге захлопал в ладоши и замахал платками. А царю подумалось:
"Похоже, что этот юный брахман знает только одно: пойти по следу грабителей и вернуть похищенное. Самих же воров он отыскать не может". И он сказал бодхисаттве:
"Ну что ж, украденные драгоценности ты нам и вправду вернул. А вот возьмёшься ли ты ещё и воров нам назвать?" –
"А за ворами, государь, далеко ходить не придётся". –
"Кто же они?" –
"Да не всё ли равно, государь? Вором ведь может сделаться всякий, кто захочет. Добро своё ты уже получил. Что за дело тебе до воров. Не спрашивай лучше". –
"Нет, любезный; я тебе что ни день, плачу тысячу. Отыщи мне воров". –
"Да к чему они тебе, государь, раз всё добро цело?" –
"Это хорошо, но воры мне нужны всё равно". –
"И всё же, государь, я тебе не стану прямо называть вора. Лучше я тебе расскажу одну старинную быль. Если хватит ума, то поймёшь, к чему я клоню". И бодхисаттва рассказал о былом:
"Государь, давным-давно вблизи Варанаси, в деревне, что стояла на берегу Ганга, жил некий плясун и певец по имени Патала. Однажды он с женой сходил в Варанаси, поплясал и попел там за деньги, а когда празднества пришли к концу, он на заработок накупил себе всякой снеди и браги и направился домой. Выйдя на берег Ганга, он увидел, что вода прибывает, сел на берегу подождать, покуда паводок не спадёт, и решил тем временем выпить. Напился он пьян и расхрабрился: "Привяжу-ка я свою большую вину себе на шею и переберусь через реку вплавь!" Схватил он жену за руку и полез с нею в воду. А в реке в вину стала набираться вода, и она потянула Паталу на дно. Жена поняла, что муж тонет, отцепилась от него и выбралась на берег. А сам Патала то под воду уйдёт, то вынырнет снова, и до того он наглотался воды, что у него и брюхо раздуло. "Сейчас ему будет конец! — подумала жена. — Попрошу-ка его напоследок спеть мне какую-нибудь песню. Запомню её и буду петь на людях — может, на жизнь заработаю". И она сказала:
"Уносит Ганг от меня Паталу, песен знатока. Пока ты жив ещё, мой муж, Спой на прощанье песню мне".
На это Патала ответил ей: "Эх, милая, до песен ли мне теперь! Ведь я гибну в святой воде Ганга.
Ею кропят болящего, Ею кропят недужного, А я сейчас в ней утону — Благое обернулось злым"
Рассказал бодхисаттва эту быль и говорит царю:
"Государь! Как вода священной реки несёт людям благо, так и цари. И уж если опасность исходит от них самих, кто в силах ей противостоять? Поразмысли же, государь. В притче есть скрытый смысл; я рассчитывал, что ты мудр и поймёшь его. Вникни сам, государь!" –
"Не понятен мне, любезный, твой скрытый смысл. Ты мне лучше воров назови". –
"Послушай-ка тогда такое, государь, а там уж решай", — отвечал бодхисаттва и рассказал ещё одну быль:
"Государь! Когда-то здесь же, в слободе при Варанаси, жил гончар. Глину на горшки он копал себе постоянно в одном и том же месте и, в конце концов, вырыл в земле изрядную пещеру. И вот однажды, когда он опять пришёл туда за глиной, хлынул внезапный ливень. Свод, подмытый потоком воды, обрушился ему прямо на голову, и, стеная, придавленный гончар возопил: