Влад Менбек
Джебе – лучший полководец в армии Чигизхана
Часть первая. Разбойники, или Люди длинной воли
Глава первая. Меченый
Спотыкаясь о кочки и загребая пыль большими стоптанными чунями, худенький мальчишка семенил по тропе, петляющей меж юрт степного куреня. Он деловито сопел под большим кожаным седлом, которое нёс за пастухом, который батрачил у нойона (князя) Тургутай-Хирилтуха. Чабан, разрешивший ему это, казался мальчику богатуром, хотя, для него и все остальные жители куреня казались большими и сильными.
Огненный диск солнца выжег Вечное Синее Небо, и оно поблекло, выцвело. Знойный воздух заполнил всю бескрайнюю Великую степь. Жара загнала людей и юртовых собак под войлок, в тень. Все обитатели поселка ждали наступления прохладных сумерек.
Жизнь кочевников текла медленно и равномерно. Но не все могли себе позволить валяться на кошме. Рабы и мастера работали: издали доносились шлепки мутовок, которыми кочевники сбивали кумыс из кобыльего молока, слышалась рваная речь катальщиков войлока – их неспешный разговор прерывался натужным пыхтением, – в юртах шуршали выделанными бараньими шкурами, из которых женщины шили зимние одежды.
Мальчишка тяжело отдувался под своей ношей, в слишком большой и неудобной обуви. Он устал, но мужественно терпел: за эту работу ему дадут какую-нибудь еду.
И еще мальчишке мешали идти полы старого женского халата, путающегося в коленях, однако, скрывающего от насмешливых взоров рваные, расползающиеся по швам штаны. Халат ему недавно бросили из крайней юрты, за принесенную из Керулена воду. Войлочного малахая, как у богатура, у него не было.
Неторопливо раскачиваясь на искривлённых в седле ногах, пастух чинно шел, вежливо кивая головой знакомым, сверлящих, сквозь обрешетку юрт, неприязненными взглядами мальчишку. Почти все жители куреня сняли кошму со стен, для притока свежего воздуха. Некоторые из них шипели: «Змеёныш...»
Наконец, мучения малыша закончились: они подошли к юрте пастуха, где в крохотной тени сидела на корточках худющая хозяйка. Она яростно скребла тупым ножом жир, соскабливая его со свежей овечьей шкуры, готовя ее к закваске. Сверкнув раскосыми черными глазами, женщина негромко сказала хриплым голосом:
– Притащил злого духа, дурак!
– Не сердись, Хоахчин, – виновато загундосил пастух. – Он же не виноват...
– Сам тряпка и такие же к тебе липнут, – не унималась женщина, продолжая с остервенением скоблить шкуру.
– Положи сюда! – распорядился пастух, показав рукой под стенку юрты. Мальчик охотно избавился от ноши.
– Хотя он и меченый, но тоже – человек, – неуверенно заявил мужчина.
Не взглянув на переминающегося с ноги на ногу супруга, женщина хмуро спросила у пацана:
– Чашка есть?
Мальчик проворно вытащил из-за пазухи коричневую глиняную чашку с обгрызенными краями.
– Сам чуть выше тележной оси, а чашка как бурдюк... – забурчала женщина, но сняла со стены кожаный мешок и осторожно стала наливать в подставленную посудину кумыс.
Мальчик посмотрел на белый напиток и вежливо поклонился, как его учили. Ему не показалось странным, что эта злая женщина наполнила чашку до краев. Он еще не понимал, что такое жадность.
– Эх, горе-горькое... – не то с осуждением, не то с неприязнью пробормотала женщина, и, пошарив рукой за порогом юрты, вытащила старый кожаный мешок. Бросив его мужчине, продолжающему неуверенно мяться с виноватой миной на лице, приказала:
– Иди за кизяком – мясо варить не на чем.
– Налей и мне кумыса, – негромко попросил мужчина.
Женщина зло сверкнула глазами и резко бросила:
– Принесешь кизяка... – с прищуром взглянула на всё еще стоявшего в поклоне мальчишку, и коротко добавила: – Все получишь.
Мужчина покорно взял мешок и уныло поплелся в жаркую степь, где валялся высушенный скотский помет.
Осторожно держа перед собой чашку, мальчик медленно развернулся, намереваясь уйти и уединиться в укромном месте, но женщина неожиданно его остановила:
– Подожди, Меченый, – нырнула в юрту и, повозившись, вынесла баранью кость с куском мяса на ней. Торопливо, с оглядкой, сунула ему. Тот взял подаяние и опять поклонился.
– Иди-иди! – снова зло прикрикнула хозяйка. – Не мозоль глаза.
– Мальчишка медленно пошел мимо бедняцких юрт, покрытых прокопчённой и замызганной кошмой, стреляя глазами по сторонам, боясь, как бы кто-нибудь не отнял подвалившее богатство.
Поравнявшись с двумя приземистыми юртами, которые приютились на отшибе и плотно прижались друг к другу боками, мальчик хотел было их обойти, и уединиться, как почувствовал присутствие человека, с трудом сдерживающего бешенство. Обе геры принадлежали кузнецу Джарчи, в одной из них он жил с двумя сыновьями, в другой работал.
Женщины у кузнеца не было, это мальчик знал точно, потому и не заходил к нему. В основном его жалели только женщины. Мужчины чаще всего давали пинки и подзатыльники.
Из юрт не доносилось ни звука. Очевидно, хозяева спали после обеда. Но тогда кто же так злится на той стороне, граничащей со степью?
Мальчик приостановился, но не из-за страха, а на всякий случай. Он не понимал, что такое бояться, даже когда его били. Любопытство подталкивало вперед. Хотелось узнать: от кого же исходит такая ярость?
Решившись, он обошел войлочную стенку и остановился, увидев рыжеволосого паренька с деревянной засаленной колодкой на шее, сидевшего на треснувшем пеньке, на самом солнцепеке.
Раб тоскливо смотрел в даль, сквозь знойное качающееся марево, на призрачные тени пасущихся у далеких холмов коней. Именно этот парень и источал неистовство.
Услышав шорох, колодник оглянулся, и мальчика обожгли странные серо-зеленые горящие глаза. Рыжий не походил ни на одного знакомого ему человека. Мальчишка застыл на месте, прижав к груди чашку с кумысом и кость с мясом.
– Ты кто? – неожиданно для себя поинтересовался мальчик. Он старался больше молчать, потому что вместо ответов на свои вопросы почти всегда получал оплеухи.
Рыжий долго рассматривал мальчишку и молчал. Затем криво усмехнулся и вместо ответа спросил:
– Это ты – Меченый? – голос у него был ломкий, подростковый.
– Я – Чиркун, – ответил мальчик.
Колодник мазнул жадным взглядом по кости с мясом и отвернулся. Мальчик поколебался и шагнул к нему:
– Хочешь? – протянул он кость.
– Сам голодный, а другому предлагаешь, – хмуро буркнул рыжий.
– Мне еще дадут, – неуверенно пробормотал мальчишка.
– Парень привстал, свалил пенек на бок, и присел на краешек:
– Садись, – пригласил он гостя.
Мальчишка осторожно примостился рядом и протянул рабу кость. Тот отщипнул пальцами кусочек мяса и кое-как дотянулся через широкую доску колодки до рта. Мальчишка откусил следом, хлебнул кумыса и протянул чашку рыжему. Парень, поддержав руку мальчика под локоть, отпил. Отгоняя надоедливых мух, они съели все, бездумно глядя в даль светлую.
– Отчего у тебя на голове вырос клок седых волос? – поинтересовался парень.
– Я не знаю, – тихо ответил мальчик. – Я его не вижу. Волосы немного вижу, но они черные.
– Ме-че-ный, – протяжно, но не обидно, сказал рыжий и хмыкнул.
– Я Чиркун, – упрямо напомнил мальчишка.
Но рыжий никак не отреагировал на это замечание, он стал говорить о своём:
– Я вот тоже меченый.
Мальчишка осмелел и спросил:
– А почему ты красный, а не черный, как все?
– Потому что – Борджигид! – отрезал парень.
Мальчику понравился этот колодник, и он осмелел еще больше:
– А почему ты злой?
– А откуда ты знаешь? – с подозрением спросил рыжий.
Мальчишка помолчал, подумал, и промямлил:
– Знаю... – ничего не объяснив, и тут же дернулся, ощутив подкравшегося сзади человека, который протянул к нему руку.
Рыжий тоже вздрогнул. Но, подняв голову, успокоился.
– Сиди, сиди, – негромким, хрипатым голосом остановил вскочившего на ноги мальчишку Джарчи, хозяин юрты, кузнец. Он был невысокий, кряжистый, твердо стоящий на кривых, от верховой езды, ногах. Коричневая кожа на его лице была изрыта морщинами словно кора засохшего дерева. Но в узких щелочках блестели умные черные глаза.