– Подождите. Ты же с нами не побежишь? – обратился он к Сочигель.
– Нет, – вздохнула она, – я не могу. У меня на руках больная бабушка. Хотя она и чужая мне, но очень добрая…
– Понятно, – пробормотал старик. – Вот в этом-то все дело. Наш побег неудачен. Завтра охранник сразу же покажет на тебя. И ты займешь наше место, хотя женщин уйгуры в ямы не бросают, но… Тебя накажут.
Сочигель испугалась, представив, что ей грозит.
– Что же делать? – тихо спросила она.
– Сейчас… – забормотал Худу, разыскивая что-то на земле. Он пошел назад к яме. Ребята с нетерпение ждали его.
– Я сейчас… Вот. Нашел. Мы так обрадовались, что бросили палку с веревкой. И я, старый дурак… – начал он ругать себя, подтаскивая палку с канатом к соседней яме, – совсем голову потерял от радости, – наклонившись над ее краем, Худу тихо спросил:
– Здесь есть кто-нибудь?
– Я здесь. Я!.. – донеслось из ямы.
– Не кричи, – осадил узника Худу: – Держи и выбирайся, – он бросил веревку вниз. По ней довольно быстро выбрался молодой парень, и чуть было не стал плясать от радости.
– Тише!.. – зашипел на него старик: – Пошли к следующей яме, освобождать других.
– А вы кто такие? – срывающимся голосом спросил парень.
– Мы… Мы… – начал мямлить Худу, но тут же нашелся и ответил: – Мы – южные араты. Враги уйгурских судей и палачей.
– Понятно, – неуверенно пробормотал парень, но с расспросами больше приставать не стал.
Из другой ямы выбрались четыре человека, которым Худу сказал, что нужно освободить побольше людей, и тогда стражники запутаются и их не поймают. Люди с ним согласились. А Худу, подхватив под руки ничего не понимающих Чиркудая и Сочигель, крадучись пошел к выходу мимо храпящего сторожа.
Когда они отошли от тюрьмы довольно далеко, Худу спросил:
– А теперь куда?
– Я спрячу вас в старом доме. Приду утром. Каждый день я вывожу на тележке за город мусор, а назад возвращаюсь с хворостом. Меня знают у ворот и выпускают, – сказала Сочигель.
– А дырка в городской стене?.. – спросил Худу, торопливо пробираясь вдоль темной стены дома за Сочигель.
Чиркудай замыкал шествие.
– Дырку заделали. Придется идти через ворота, – вздохнув, ответила девочка.
– Тележка с лошадью? – поинтересовался Худу.
– Нет. Я ее сама тащу. Но вы на ней поместитесь. Я вас прикрою тряпками, как мусор. Меня не проверяют.
– Если нас до утра не хватятся, то… – Худу замолчал и недовольно бросил: – Размечтался – старый дурак! – и вновь обратился к Сочигель: – Однако тебе будет тяжело.
– Ничего. Я привыкла. Один раз вывезла сдохшую корову.
Старик сокрушенно покачал головой. Чиркудай увидел это в темноте.
На их счастье на безлюдной улице было темно. Паренек уже давно обнаружил у себя способность хорошо видеть впотьмах. Но не придавал значения этому умению, думая, что для всех людей ночь не помеха.
– Нам даже нечем тебе заплатить, – заметил Худу, – только и можем сказать спасибо. Возможно, когда-нибудь с тобой рассчитается за это спасение Чиркудай, – грустно произнес старик. – В нашем мире все возможно. Но я столько, наверное, не проживу.
– Мне ничего не нужно, – тихо ответила девочка и опять вздохнула.
Чиркудай не знал о чем говорить. Он молча шел следом, озираясь по сторонам, чтобы заметить опасность раньше, чем они наткнутся на нее. В правой руке паренек держал один из дротиков. Для себя решил убить любого встречного, если начнет приставать, пробив главную жилу на шее, как учил Бошу. Шестерым уйгурам в эту ночь повезло: никто из них не попал Чиркудаю на глаза.
Они пришли к развалинам и, попрощавшись с девочкой до утра, закопались в старой соломе. Хотели уснуть, но им не спалось. А Худу, некстати, стала бить лихорадка. Чиркудай опять не знал, чем помочь старику. Сказитель успокоил его, сказав, что он не заболел, его трясет от волнения. Сонный город окутала тишина. Тревогу еще не подняли.
– Мне кажется, что узники убили стражника, – предположил Худу. – Поэтому шума пока нет. Но скоро побег обнаружат, – и, помолчав, с надеждой добавил: – Хоть бы они спали подольше.
Как только небо посерело, и звезды стали гаснуть, послышался скрип. Чиркудай выглянул из-за развалин разрушенного дома и увидел Сочигель, тащившую телегу. Он потрогал Худу рукой и выбрался из соломы.
Тихо, чтобы не шуметь, они улеглись на дно повозки. Сочигель укрыла их старым тряпьем и потащила скрипучую колымагу к городским воротам. Чиркудай слышал, как ее окликнули стражники. Переговорив с девочкой, они стали отворять надсадно заскрипевшие ворота.
Удалившись от города на приличное расстояние, беглецы осмелели и стали выглядывать из-под тряпья. Только сейчас кто-то громко завопил за высокими стенами. Девочка налегла на оглобли и побежала. Дорога была ухабистая. Чиркудай и Худу скрючились на досках, немилосердно подскакивая на выбоинах. Наконец Сочигель остановилась, сбросила с них тряпье, и они обнаружили, что находятся посреди огромной свалки мусора. Девочка устала, но ей прохлаждаться было некогда. Часто дыша, она сказала прерывающимся голосом:
– Я побегу назад. А вы схоронитесь где-нибудь и до ночи не выходите.
– Беги, беги, Сочигель, – уже ей вслед сказал Худу. – И пусть тебе повезёт.
Девочка скрылась за кучами хлама, между которых петляла тропинка.
– Бежим вон туда, – показал рукой старик на край свалки, подальше от города. – Там старый мусор. Туда давно ничего не вывозят.
Чиркудай помчался между куч мусора, подальше от городских стен, но вскоре приостановился и снизил темп – старик за ним не поспевал. Наткнувшись на какой-то хлам, смешанный с полусгнившей соломой, они без колебаний зарылись в мусор. Внутри этой кучи затаился тяжелый дух. Хуже, чем в яме зиндана. Но они решили все стерпеть, лишь бы вырваться на свободу. Да и выбирать им было не из чего.