Стол у окна был не занят. Я люблю столики у окна, потому что можно наблюдать за тем, как крутится мир. Я расстегнул куртку, повесил ее на спинку стула, сел и устроился поудобнее. За окном нескончаемым потоком шли люди. Некоторые говорили по телефону, некоторые шли с деловым видом, направляясь в определенное место, все были погружены в собственные переживания, в свой мир. Мой взгляд привлекла симпатичная девушка в слишком коротком для сегодняшней погоды платье. У нее были красивые ноги, на них нельзя было не посмотреть.
Я смотрел в окно и перебирал в голове события прошедшего утра, прибавляя к личности маньяка новые детали, переоценивая и меняя уже сложенные черты. Федерико принес напитки и поставил их на стол. Я положил два кусочка сахара в мой кофе. Темплтон неотрывно смотрела на меня.
— Что? — спросил я.
— Ты где-то далеко сейчас. О чем ты думаешь?
— Думаю, почему ты сказала мне, что твой отец был полицейским.
— Ты не об этом думал.
— Может, и не об этом, но сейчас я думаю об этом. Почему ты посчитала нужным сказать неправду?
— Ты имеешь в виду, что я врунья?
— Придираешься к словам? — засмеялся я. — Ты не ответила на вопрос. Твой отец не был полицейским. И твой дед тоже не был.
— Да, ты прав, — призналась Темплтон. — Мой отец работает бухгалтером.
— Тогда как же все было?
— Глупо, — ее голос звучал тихо и неуверенно.
— Я люблю глупости.
— Ну, хорошо, расскажу. Обещай, что не будешь смеяться и что никому не расскажешь. Ни слова, Уинтер.
— Клянусь!
— Я никому еще об этом не рассказывала.
— Решайся, говорить или нет, только не тяни долго.
Темплтон глубоко вздохнула и решилась. Она говорила очень быстро, как будто боялась, что если не успеет все рассказать сейчас, то уже никогда не расскажет.
— Когда я была маленькой, мне не хотелось стать актрисой, или балериной, или еще кем-то, кем обычно хотят стать маленькие девочки. Я хотела работать в полиции. Или даже, если быть точной, я хотела стать детективом. Я была фанаткой Нэнси Дрю. Я прочитала все книги про нее. Потом я стала смотреть сериалы про полицейских, даже самые низкосортные. Я смотрела все подряд, включая повторы, которые выходили в семидесятые и в восьмидесятые годы. Моим любимым был «Кегни и Лейси».
Темплтон сморщилась от смущения при этом признании. Эта сторона Темплтон мне нравилась ничуть не меньше, чем образ крутого полицейского, а может, даже и больше. Сейчас мне открывалась ее настоящая индивидуальность, словно она на секунду сняла маску. Я понял, почему она вела себя так, как вела. Правоохранительные органы — это все-таки мужской мир, а у нее были амбиции и мечты. Чтобы реализовать их, ей необходимо было понять правила игры и научиться играть хорошо. Конечно же, она не остановится на звании сержанта полиции. У нее были все данные, чтобы стать инспектором или даже главным инспектором уголовной полиции. Ей было под силу реализовать все свои мечты, пробить стеклянный потолок на пути наверх.
— Ну, не такой уж плохой сериал был «Кегни и Лейси», — сказал я.
— Да ужасный это был сериал. Ты наверняка смотреть его не мог.
— Ну да, это правда. Мне больше нравились фильмы типа «Эквалайзер».
— Про какого-нибудь мрачного одиночку, который спасает мир, вызволяя из ада по одному человеку. Да, понимаю. Хотя формально это не сериал про полицейских.
— Опять придираешься.
Темплтон засмеялась, и я тоже засмеялся вместе с ней.
— А почему мне все это так нравилось, я даже и не знаю. У меня не было братьев, с которыми мне хотелось соревноваться, да и родители уж точно не стимулировали мой интерес в эту сторону. Видимо, я верила, что, став полицейским, можно что-то изменить в мире. И когда я выросла, я пошла в лондонскую полицию.
— Ты все еще веришь, что можешь что-то изменить?
Она пила чай и думала над ответом на этот вопрос.
— Бывают дни, когда я верю, да. Иногда не верю. Но в целом, чаще я верю, чем нет. Наверное, если что-то изменится, я уйду из полиции.
И она улыбнулась своей ослепительной улыбкой. У нее были идеальные зубы — два белых, аккуратных, ровных ряда.
— Наверняка, балериной мне уже поздно становиться, но, может, еще не поздно податься в актрисы.
Федерико принес нам обед. К моему заказу в этом заведении не полагалось никаких дополнений: ни салата, ни хлеба — на моей тарелке просто лежал кусок лазаньи. Судя по ее виду, чего-то стоящего ожидать от нее не приходилось, но Темплтон оказалась права, вкус у нее был отменный. Тарелка Темплтон — полная, с горкой — могла служить иллюстрацией передозировки холестерина: бекон, сосиски, яйца, фасоль и так далее. Я смотрел на эту тарелку и думал, как ей удается держать такую форму.