— Ты просто слишком медленно читаешь, — она по-детски высунула язык, дразнясь, пытаясь приободрить его. Но он уже приступил к чтению.
«Деус-Дуо» была закрытой корпорацией, одной из тех, что в последний момент отделились от Государства. Учебные комплексы корпорации разбросали по всей галактике, и Джессику насторожило, что они будут учиться на одной планете, хотя их могли закинуть на разные концы света, как предлагали «Механикс-Индастриз» и «Челлендж-Спортс-Бизнес».
Историю корпорации не поленились представить в виде короткого фильма, из которого Джессика при этом не узнала ничего толкового. «Мы помогаем функционировать Государству» и «Залог здорового общества — крепкий фундамент». Расплывчатые фразы. «Деус-Дуо» могли оказаться фабрикой по производству цемента и шпионской сетью с одинаковой вероятностью.
— Ты что-нибудь понял? — спросил Джессика, когда к ней в отсек зашел Джордан.
— Они сутенеры, — сказал он, нацепив на лицо одну из своих масок на случай плохого расклада.
— Суте… кто? — спросила Джессика.
— Помнишь, нам рассказывали про то, что раньше женщины вели домашнее хозяйство и воспитывали детей? Всю эту дичь про то, как они месили тесто и лепили пирожки.
— Из курса истории культуры? Конечно. Потом ведь пирожки выдавали.
— Да, пирожки, — пробормотал Джордан. — У них там вроде этих пирожков, Джес. Надо отказаться. Вежливо написать ей, что мы по ошибке…
— Постой! — возразила Джессика. — Зачем ты так сразу? Вдруг никто больше не напишет? Зачем отказываться? Промолчим, и все, если тебе так уж хочется.
— Мне противно, Джес, — нахмурился Джордан. Маска напускного безразличия, которой он так гордился, окончательно растворилась. — Они нам предлагают всякие мерзости. Да еще вдвоем. Совсем там с ума посходили.
— Да что они могут предложить?
— Как что? Семью с каким-нибудь чиновником-извращенцем, будешь вкалывать весь день, а он придет и заедет тебе по лицу.
— Ты говоришь какие-то глупости, Джо, ты опять насмотрелся старых фильмов. Сколько раз я тебе говорила, что нас не возьмут в культурологи, а ты опять за старое. Разве с моим складом ума можно анализировать всякие глупости вроде…
— Джес, это не глупости, — отрезал Джордан.
Ей пришлось смириться. Она еще несколько раз прочла брошюрки «Деус-Дуо» и пересмотрела их фильм, но писать ничего не стала. Они сделали вид, что ничего не произошло и стали ждать дальнейших приглашений, выслушивая от одноклассников истории о подписанных контрактах и удачных сделках по продаже.
— Минди купили «Оушен-Хоуп», — сказала Джессика за ужином, продолжая просматривать почту. В старших классах школьники могли есть в удобном месте в удобное время, чтобы научиться самостоятельному планированию. Джессика всегда ела за столом.
— Ей нравится химия, — откликнулся Джордан. Он рисовал. Почти все свободное время последний месяц Джордан посвятил рисункам. Учитель искусств достал ему старомодную бумагу и набор карандашей. Их хватило на пару дней, а потом Джордан вернулся к цифровым зарисовкам.
— Зачем ты делаешь это? — Джессика подошла к нему и наклонилась к экрану.
— Помогает расслабиться, — соврал Джордан. Когда он врал ей, он щурился, из-за чего неуловимо менялся голос, и тогда Джессика понимала, что брат хочет скрыть о нее что-то важное.
— Перестань, Джо, в чем дело? — строго спросила она.
— Я тут подумал, — это не грозило ничем хорошим. Однажды, подумав вот так, Джордан захотел податься в политики. — Джес, ведь нам необязательно делать это. Мы сможем писать друг другу, а на время отпусков будем выбираться в гости.
— Ты что, сдался? — она развернула кресло брата и посмотрела ему в глаза. Джордан отвернулся.
— Просто непонятно, почему мы должны…
— Перестань! — Джессика плюхнулась на его кровать, подобрала ноги и уставилась в стену. — Перестань, Джо, ты это несерьезно. Это все гормоны, вся эта белиберда с биологии. Ты сам знаешь, почему мы должны попытаться. У нас не будет другого шанса, понимаешь? Мы же никому не нужны. Только ты и я, да? Вместе навсегда! И родители писали…
— Джес, мы же были маленькими, — тихо ответил Джордан. — Они написали это письмо, когда нам было по шесть лет. Конечно, они хотели, чтобы мы жили дружно и все такое. Почему тебе кажется, что они хотели…
— Я поняла! — воскликнула Джессика, обернувшись к брату. — Поняла, ты сдался!
— Джес, не плачь, пожалуйста, ты же знаешь, я тогда тоже заплачу, и…
— Ничего я не плачу! — крикнула Джессика, голос ее дрогнул. — Просто соринка. Глупости, Джо, ты сдался и хочешь теперь, чтобы и я сдалась. Ничего этого не будет, понял? Раз решили, так и сделаем. Или это из-за Минди? И что с того, что ее купили? Нас тоже купят, вот увидишь! Обязательно купят, и не какой-нибудь захудалый «Оушен-Хоуп». У них всего-то пара планет, да и тем до экзогенных плыть и плыть. Ведь так? Из-за нее все?
Джордан тяжело вздохнул. Ему было тяжело с Джессикой. Ему было тяжело почти со всеми, кого он знал, и даже порой с теми, кого не знал вовсе. Но с Джессикой — особенно. Все дело было в том, что она понимала его лучше, чем он сам понимал себя. По мере того, как он учился скрывать свои чувства, лгать, изображать нужные эмоции, она училась читать его неловкие преображения, и поскольку они всегда были рядом, у него не было ни малейшей возможности скрыть от нее даже мелочь.
— Джо, поверь, все наладится, — продолжала Джессика, но Джордан не мог поверить. Вера была областью, где он стоял на обеих ногах, в отличие от сестры. Он хорошо знал, из чего строится вера, как можно создать ее на пустом месте, а потом с ее помощью заставить человека делать ужасные поступки.
— Джес, ведь ты сама знаешь, что так не бывает, — сказал он, зная, что причиняет ей боль. Это знание было еще одной причиной, по которой ему было тяжело с ней. Как она читала его мысли, он — читал ее чувства. Он знал, что эти слова причинят ей немыслимую боль, но все равно сказал их, потому что не мог смотреть, как она обманывает себя день за днем, оттягивая неизбежное разочарование.
— Есть еще «Деус-Дуо», — слова Джессики ударились от стен, отражаясь оглушительным эхо. Она произнесла «Деус-Дуо» так тихо, что едва ли их могло расслышать даже прослушивающее устройство в отсеке, но Джордану показалось, что раздался громовой раскат. Как в фильме, когда герои получают озарение свыше.
Он вспомнил брошюру и фильм: гадкие, мерзкие. Там было много полезного и нужного, которым талантливые психологи корпорации прикрыли грязь сущности.
Мир давно привык к продажам людей. Джордан пытался задавать вопросы учителям, но те даже не понимали сути этих вопросов. Как можно продать человека корпорации? Разве это законно? Разве это не нарушает свободу граждан? Как могло общество докатиться до такого?
Никто не слышал Джордана, даже родная сестра. Она понимала, что его волнуют важные вопросы, но ее точный, прямой, как лезвие бритвы ум, с ловкостью решавший любые уравнения, не мог понять сомнений Джордана. Что плохого, говорила она, в том, что ты обеспечишь свою старость? Контракт с корпорацией — это безбедное существование в случае свершившихся трагедий. Получишь травму на производстве? Остаток дней проведешь на райском пляже. Состаришься? По соседству с райским пляжем есть комфортабельный курорт в горах.
— Но как же свобода, Джес? Как же выбор? — не унимался он. Им было по тринадцать лет. Над Джорданом часто смеялись за его вопросы.
— Что такого в твоей свободе? Если тебе так уж хочется, выбирай себе корпорацию сам, но потом не удивляйся, что контракт ужасный!
Ей было непонятно, что Джордан не хотел продавать себя безликому механизму. Аморфной общности людей, которые сняли с себя всякую ответственность. Он ненавидел саму идею Государства, в котором жил, и чувствовал свою трагедию в том, что понимает природу этой ненависти. Его уровень интеллекта был слишком высоким, мысли — слишком неправильными. Живи они в тоталитарной стране, Джордан стал бы мучеником, мессией новых идей, вот только Государство было корпоративным, а корпорации плевать хотели на мучеников и мессий. Джордан задавал свои вопросы в пустоту, и никто не отвечал ему. Все они были сыты, довольны жизнью, которая предлагала им массу возможностей.