- И золотые буквы... - продолжал Джеймс. - Латинские буквы, профессор!!! Что это за язык? я не узнаю его...
- Гэльский, - спокойно отвечал профессор.
- Гэльский?!
- Всего лишь гэльский, мальчик мой. Мне пришлось немного покопаться в словарях. Это не литературный язык, какой-то простонародный средневековый диалект. Словарь всего лишь помог мне узнать его, но не прочитать.
- Конечно, почему бы и нет? - кивнул Хеллборн. - Среди отцов-основателей не было недостатка в ирландцах. Взять хотя бы соратников веселой принцессы Грейс... Они не сразу смешались с настоящими англичанами...
- Этот человек хотел максимально запутать тех, кто отыщет... Монетку, и ему это удалось! Смешно сказать, - и профессор натужно рассмеялся, как бы придавая дополнительный вес своим словам, - я читаю Вергилия и Платона в подлиннике, свободно говорю на дюжине индейских и китайских диалектов, но совершенно не знаком с языком народа, живущего фактически в окрестностях Лондона! Особенно если сравнивать с моими оппонентами в годы Королевских тибетанских стрелков...
- Но ведь в Британии будет нетрудно найти специалиста по гэльскому языку? - лейтенант наконец-то оторвался от фотографии.
- Конечно, но ты ведь понимаешь, я не хотел делиться ТАКОЙ находкой с первым встречным! Ты вообще первый человек на планете, кому я о ней рассказал! Но через два дня из Дублина возвращается мой старый друг, профессор Стэнхоуп...
- Друг?! Вы же с ним как собака с кошкой... простите, сэр...
- Друг, враг - какая разница?! Он настоящий ученый и умеет признавать свои ошибки. А кроме того, этот сукин сын свободно владеет всеми языками Британских островов, даже мертвыми, от шетландского до романо-артурианского... Старый черт Вилли Стэнхоуп еще не знает, какой сюрприз его ждет! Да он на потолок без стремянки полезет! Жду не дождусь, это будет незабываемое зрелище!...
- А Монетка? Наша Розеттская Монетка, сэр? Где она?! - привстал Хеллборн.
- Я задвинул ее на место, - просто ответил профессор. - Она спокойно пролежит там еще много лет. Хотя, много лет - это лишнее. Ты ведь возвращаешься домой? Вот сразу и забери ее. Я на тебя надеюсь. Вашим чиновникам из Министерства Древностей я не очень-то доверяю, - поморщился Лайнбрейкер. - Они политики, а не ученые.
- А другие колонны? Вдруг... - начал было альбионец.
- Нет, я проверил все, - отрицательно качнул головой профессор. - Сплошной камень. Только эта. Но ты вообще понимаешь, что это значит?!
Хеллборн ударил его дважды.
Несильно, но почти без паузы, и по определенным точкам на груди. Старик даже не успел ничего понять. Просто мягко опустился на пол.
Вот и все. Вернулся домой с приема, налил себе стакан апельсинового сока перед сном, а тут сердце не выдержало. Сколько лет ему было? Семьдесят семь? Нет, семьдесят восемь. День рождения был два месяца назад. Спи спокойно, тибетанский стрелок.
Так. Катушки с пленками распихать по карманам, фотографии тоже. Хеллборн выключил свет и закрыл дверь фотокомнаты. Старик очень удачно выпал в коридорчик... а куда он ведет? Правильно, в спальню. Просто не дошел. альбионец переступил через труп и направился в кабинет. Искомое лежало в одном из ящиков рабочего стола. Дневник экспедиции. Потрепанный, небрежные записи. Старик не любил таскать в поле карандаши и бОльшую часть бумажной работы предпочитал делать дома. В дневнике и так половины страниц не хватает, поэтому еще двух никто не хватится. Толстый том "Кембриджский словарь кельтических языков" лежит на столе. Вернуть его на место, в библиотеку, а закладку выбросить. Отпечатков пальцев он не оставлял. Вроде бы все.
Уже направляясь к машине, Хеллборн попытался заглянуть в глубины своей души и памяти, и ему в который раз не понравилось то, что он увидел. Даже если отбросить эмоции и рассмотреть только простые факты. Старый профессор был учителем Джеймса восемь лет подряд - и многому его научил. Он был знаком с его покойным отцом и некоторое время замещал отца. А теперь он умер.
Джеймс Хеллборн понял, что он срочно нуждается в словах утешения. Не сразу, но он вспомнил эти слова.
Раса, Родина и Религия.
И Розеттский камень, конечно.
* * * * *
Глава 3. Здесь так много садов и виноградников.
Перелет из Лондона в Новый Альбион был скучен вдвойне. Или даже втройне. Он прошел без приключений; бортовое пассажирское сообщество оставляло желать лучшего. Вот уже много месяцев Хеллборну не доводилось иметь дело с подобным скоплением снобов, тугодумов и скучных собеседников. Дирижабль носил гордое имя "Вимара Переш" и принадлежал португальской авиакомпании. Даже свободные от вахты офицеры не стремились к общению, хотя Джеймс никогда не упускал возможность поговорить с "небожителями". Порой среди них встречались интересные люди. Но не в этот раз.
Но были и светлые моменты. Перед самым отлетом на борт воздушного корабля доставили свежую хронику. Вечером ее продемонстрировали в кают-компании. Дорогая цветная пленка -- Би-Би-Си гарантирует качество!
В первых кадрах показали Короткую Победоносную Войну на берегах Балтики. Она производила впечатление. Полный набор штампов и постановочных эпизодов. Польские и русские офицеры в разноцветных мундирах пожимают друг друг руки на фоне довольно скромного моста; сверкает лысина российского маршала и гордо развеваются усы его польского коллеги. Осадный танк МАС ломает кирпичную ограду какого-то невезучего юнкера; главный калибр "Яна Собеского" изрыгает огонь куда-то в сторону пустого горизонта. Кавалерийские танки ГИК в обычной русской манере перелетают через ручейки и овраги; а вот эскадра шестимоторных "АН-39" неторопливо засеивает бомбами нечто, должное изображать главную цитадель Кенигсберга. Неизвестный режиссер (его имени не было в титрах - Джеймс специально задержался, чтобы проверить) подошел к процессу творчески. Вместо обычного воодушевленного диктора, отпускающего пояснительные комментарии, за кадром звучала музыка. На фоне Балтийской войны (как ее успели окрестить) - российский военный марш; кажется, это был "Esli zavtra vojna".
В следующем сюжете показали маневры австрийского флота где-то на Адриатике. Канцлер Федеральных Австрийских Штатов стоял на мостике крейсера, широко распахивал рот и отчаянно жестикулировал, грозя неведомым врагам. За кадром гремела "Die Waffen! - Legt an!"
Потом морское могущество ФАШистов испарилось с экрана, и его место занял роскошный военный парад где-то в Индии. Судя по оранжевым флагам, это были халистанцы. Обычные слоны, верблюды и красивые бронзовые пушки для сипайских расстрелов. И все это под аккомпанемент совершенно легкомысленной индийской музыки. Никакого уважения к великим и чистым воинам!
В последнем эпизоде появился король-президент Сидониу Паиш собственной персоной. Насколько было известно Хеллборну, в настоящее время великий сидонист совершал турне по заморским провинциям Португалии. Вот он стоит на причале в Луанде; он же на фоне бастионов Момбасы; на этих кадрах Гоа, а это уже Макао. Из динамиков торжественно разливалась одна из симфоний Бетховена. Джеймс забыл ее номер.
В другие дни в салоне крутили несерьезные мексиканские комедии и боевики, но к такого рода зрелищам Джеймс Хеллборн испытывал стойкое отвращение. На борту имелась неплохая библиотека, но всю эту старую европейскую классику Джеймс осилил еще в годы учебы. Поэтому он заперся в каюте и настрочил несколько дополнительных отчетов. Джеймс мог позволить себе работу с секретными документами. В портфеле на длинной цепочке их было полным-полно. Его охранял статус дипкурьера, союзная Португалия и два служебных пистолета.
Сэр Энтони будет доволен и на долгие дни освободит его от скучной бумажной работы.
* * * * *
Возвращение на родину лейтенант проспал. Его разбудил португальский стюард, вежливо постучавший в дверь каюты. Зевая и прижимая к гружи портфель с бумагами, Хеллборн направился к выходу. Путь лежал через обзорную палубу. Дирижабль, обнимающий причальную мачту, висел высоко над городом, и вид открывался великолепный. Впрочем, как и всегда.