Альф поднял брови. Он хорошо знал своего партнера, но это заявление его удивило.
— В одиночку? Ты уверен, Дональд? — ответил он, прекрасно понимая, что ветеринария — одна из самых непредсказуемых профессий.
— Абсолютно, Альфред! Тебе, безусловно, не нужно приходить завтра. Возьми выходной!
— Ты точно уверен?
— Да, Альфред, иди домой!
На следующее утро в клинике Синклера и Уайта катастрофически не хватало персонала. Два помощника и я уехали на срочные вызовы, и в довершение картины наша секретарша заболела гриппом. Без десяти девять Дональд Синклер неторопливо вошел в тихую пустую клинику.
Вскоре у «работающего в одиночку» ветеринара появилась компания. В считаные минуты в клинике на Киркгейт, 23 воцарился хаос: приемную заполнили клиенты, и вдобавок к всеобщему гвалту телефон трезвонил, не переставая.
Мы сохранили на память журнал за тот день, и там есть, что почитать. За полчаса поступило около двадцати звонков, в это же время в клинику пришли несколько клиентов, которым требовалась неотложная помощь. Среди поступивших вызовов были окоты, сломанные ноги, требовалось усмирить лошадь, еще был жеребенок с порванным глазом, несколько случаев наложения швов, и все это время в клинику шли и шли люди с животными — среди них сумасшедшая афганская борзая, которая беспрерывно лаяла. С каждой новой записью в журнале почерк становился все корявее и неразборчивее. Бенефис одного ветеринара явно шел не по плану.
Вскоре у Альфа зазвонил телефон. Напряжение было почти осязаемым, когда он снял трубку.
— Альфред? — В голосе его партнера звучало отчаяние.
— Да, Дональд? — ответил он.
— Приходи сюда — прямо сейчас!
— Что случилось, Дональд? Много клиентов? — В трубке отчетливо слышались крики и лай собак.
— Много?! Да тут черт знает что творится!
— Ты один? Там что, нет никого из помощников?
Голос сорвался на визг:
— Ни единой чертовой души!
В те дни Альф часто предавался раздумьям. На его глазах постепенно исчезала та ветеринарная практика, которую он знал. Мелкие семейные фермы отходили от дел, их объединяли в более крупные хозяйства. Состоятельные люди покупали старые каменные постройки и превращали их в красивые современные дома. Тот старый Йоркшир, который Альф знал и любил, — образ жизни, который он увековечил в книгах, — медленно уходил в прошлое.
Дональд Синклер часто повторял: «Я не люблю перемены», — но ни он, ни Альф не могли остановить развитие ветеринарии и сельскохозяйственного производства. Им было особенно грустно видеть, как на смену старым коровникам приходят современные доильные помещения — может быть, более эффективные, но холодные и неуютные. Оба с нежностью вспоминали восхитительное ощущение тепла, которым встречал их коровник в холодные зимние дни, ряды мирных коров, тихое позвякивание цепей на их шеях и чудесный сладкий запах сена. Но Альф понимал, что эта ностальгическая картина уже относится к истории.
Скоро настал черед и некоторых реликвий клиники. Однажды моя жена Джиллиан зашла в кабинет на Киркгейт, 23 и, взглянув на окно, громко воскликнула:
— Ну и шторы!
Она имела в виду старые «красные» бархатные шторы, почти сорок лет висевшие на окнах кабинета. Потрепанные, изодранные, в некоторых местах ткань настолько истончилась, что сквозь нее просвечивала улица за окном.
Отец сидел за столом.
— Шторы? — медленно повторил он.
— Да! Они просто ужасные!
— Разве?
Отец с нежностью посмотрел на шторы. Он столько лет провел в их компании, что даже подумать не мог об их замене. Однако слова Джиллиан возымели свое действие, и через некоторое время шторы отправились в костер.
Отец рассказал мне об этом вскоре после того разговора.
— Джил, конечно, права! Шторы кошмарные, но они были моими старыми друзьями. Они висели здесь, когда я только приехал в Тирск много лет назад!
После небольшой паузы он показал на телефонный аппарат, стоявший на полке рядом со столом.
— Вот эта штука беспокоит меня гораздо больше, чем старые шторы!
— Почему?
— Когда я сижу за столом, она находится сантиметрах в десяти от моего уха, и я ей не доверяю.
— Почему?
— Она гудит… и она горячая!
Дни телефонного аппарата тоже были сочтены. Клиника Синклера и Уайта входила в современную эпоху.
Практика менялась с каждым днем, но самой печальной переменой был уход старых клиентов-фермеров — мужчин, женщин и их близких, которых отец хорошо знал. Он не задумывался о том, что и сам стареет.