— Вы ветеринары? — поинтересовался он.
— Как вы узнали? — спросил я.
— Это написано на куртке. Вы из Англии, да?
— Да.
— В какой части Англии вы живете, ребята?
— В Йоркшире, — ответил я, подозревая, что он никогда не слышал этого названия.
После минутного колебания он заговорил снова.
— Слушайте, а может, вы знали дока Хэрриота, который написал столько книг? Он был из Йоркшира.
Разговор направлялся в привычное русло, — все это я уже много раз слышал раньше.
— Да, я знал его, — кивнул я.
— Знали?! Хорошо знали? — Джей-Ди был потрясен.
— Да, — продолжал я, — я знал его довольно хорошо.
— Ух ты! Что за человек он был? Книги он точно писал потрясающие! Вы когда-нибудь с ним разговаривали?
— Вообще-то да. — Я увязал все глубже и понял, что пора прояснить ситуацию. — Дело в том, что… он был моим отцом.
Джей-Ди несколько мгновений переваривал услышанное. Потом тихонько присвистнул.
— Вот это да! Жена в обморок упадет, когда я ей расскажу! Она — большая поклонница вашего отца!
После прогулки нас с Джил познакомили с другими погонщиками, и все они, похоже, хорошо знали книги отца. Имя и слава Джеймса Хэрриота добрались даже до этой страны снега и льда, которая так далеко от моего дома в Йоркшире. Мне стало интересно, есть ли в Соединенных Штатах хоть одно место, где не знают имени Джеймса Хэрриота.
За время нашего путешествия я не раз убеждался, как высоко его ценят в этой стране. Бесчисленное множество студентов рассказывали мне, что выбрали профессию ветеринара под влиянием его книг. Когда мы вернулись в Англию, я почти решился взяться за биографию отца.
Через три недели, не в силах больше оттягивать, я сел в поезд и отправился на встречу с Жаклин Корн. Мы ехали в южном направлении, я, терзаясь сомнениями, рассеянно смотрел на мелькавший за окном йоркширский пейзаж, и в этот момент ожил громкоговоритель.
— Доброе утро, дамы и господа. Говорит проводник Дон Синклер. Наш поезд следует из Ньюкасла до лондонского вокзала Кингс-Кросс со следующими остановками…
Дон Синклер?! Так звали постоянного партнера отца, больше известного миллионам поклонников Джеймса Хэрриота под именем Зигфрида Фарнона, одного из центральных персонажей его книг. По натуре я скептик, но это невероятное, почти мистическое совпадение перевесило чашу весов, — я решил принять вызов и написать историю жизни моего отца. Как будто что-то велело мне попытаться.
Исследования, которые я проводил для этой книги, были приятными и волнующими, с яркой эмоциональной окраской, но я не знаю, разделил бы отец мое воодушевление. Он был очень скромным и скрытным человеком, тщательно оберегал свою частную жизнь от всего мира, поэтому мне остается только надеяться, что он одобрил бы мои начинания.
За несколько месяцев до его смерти я говорил с отцом у него дома в маленькой деревушке Тирлби, всего в двух километрах от моего собственного дома. Он был очень доволен, что на закате жизни живет рядом с детьми. Дом моей сестры Рози находился в буквальном смысле по соседству, и мы с ней часто навещали отца. У нас было много общих интересов, поэтому всегда находились темы для разговора.
В тот день мы обсуждали книгу о его жизни.
— Мне бы не хотелось, чтобы кто-то писал мою биографию, — заявил он. — Биографии, хоть я и сам люблю их читать, часто не рассказывают всей правды. Факты в них искажаются, причиняя боль близким людям.
— Но я уверен, что многие с удовольствием прочитали бы историю твоей жизни, — возразил я. — Твои книги потрясли воображение миллионов. Биография стала бы достойным памятником твоим заслугам.
Он беспокойно шевельнулся в кресле. Рак простаты собирал свою жестокую дань: отца мучили невыносимые боли, которые он мужественно переносил на протяжении многих месяцев.
— Кое-кто уже обращался к твоей матери по поводу написания моей биографии, и я им отказал.
— Думаю, ее все равно напишут, — настаивал я. — Твоя жизнь — это удивительная история успеха.