— А Хогвартсу случайно понадобился новый директор? — ухмыляясь, спросил Ной.
— Ну, — сказал Рон, отвечая на улыбку Ноя. — Это кажется просто замечательным, разве нет?
— Даже если Министерство согласится, думаешь, он пойдет на это? — спросил Джеймс.
Похоже, там, с другой стороны камина Рон пожал плечами.
— Кто знает? Его пока что ни о чем не спрашивали. Но сначала самое важное, — тут Рон посерьезнел и изучающе посмотрел на Джеймса: — Ты знаешь его лучше, чем мы, племянничек. Ты был там, когда он восстал из прошлого. Ты был тем, кто уговорил его вернуться и помочь Хогвартсу и всему волшебному миру. Каково твое мнение? Как ты думаешь, из него выйдет хороший директор? Должны ли мы спросить его об этом?
Ной прислонился к спинке дивана, он не сводил глаз с Джеймса, ожидая его ответа. Джеймс знал, что стоило бы поразмышлять над ответом, но в душе уже знал его. Мерлин был непростым человеком, и он не был тем, кого можно с уверенностью назвать «хорошим», как, например, Альбуса Дамблдора или даже Минерву МакГонагалл. Но в одном Джеймс был стопроцентно уверен: Мерлин хотел стать хорошим. Было трудно сказать, кто лучше: директор, хороший по своей природе, или директор, каждодневно старающийся стать хорошим, но Джеймс был достаточно взрослым, чтобы понимать, что риск стоит того. К тому же, «Гремлинская» часть натуры Джеймса шептала ему, что будет забавно, если у них появится директор, способный взмахом ресницы отправить кого-нибудь вроде Табиты Корсики на дно преисподней.
— Спросите его, — решительно кивнул Джеймс. — Если Министерство идет на это, то спросите у него. Я надеюсь, что он согласится.
— Йухуууу! — завопил Ной, размахивая поднятыми руками.
— Но до тех пор держите это при себе, — строго сказал Рон. — Если у вас хоть слово вылетит пока твой папа и Гермиона не уладят все дела в Министерстве, это может испортить дело. Усекли?
Ной кивнул. Джеймс согласно улыбнулся.
— Твой папа уже получил обратно мантию и карту, не так ли? — спросил Рон у Джеймса, меняя тему разговора.
— Угу. И мне, по-видимому, придется побыть пешеходом, когда я вернусь. Две недели без метлы.
Рон сочувственно прищелкнул языком.
— И как раз тогда, когда у тебя начало что-то отлично получаться, насколько я слышал. Ну ладно. Знаешь, твой папа вынужден сыграть на публику, принять меры и все такое, но на самом деле он гордится тобой. Уж поверь мне.
Улыбка Джеймса расширилась, а щеки порозовели.
— Не то чтобы мне хотелось пережить это снова, — сказал Рон, его улыбка исчезла. — Но в таком единичном случае есть свое очарование. Хотя если ты решишь снова выкинуть что-нибудь эдакое, Джинни может решить, что тебе будет лучше на домашнем обучении запертым в подвале. Поверь мне, она шутить не будет, Джеймс.
Позже, после обеда Джеймс встретился с Зейном и Ральфом снаружи, поскольку Альма Алеронцы собирались в путь. Мальчики наблюдали, как автомобили выкатились из гаража, как затем гараж был разобран и аккуратно упакован в багажник Доджа Шершня.
— Есть во всем этом что-то глубокое и таинственное, не не могу точно сказать, что именно, — задумчиво произнес Зейн.
— Что? То, что гараж был упакован внутрь чего-то, минуту назад располагавшегося внутри него самого?
— Нет. Я про то, что популярность профессора Франклина среди девчонок все возрастает по мере приближения его отъезда.
Это было правдой. Франклин пользовался поразительной популярностью у женского пола, начиная с престарелых матрон и заканчивая девочками-первокурсницами, которые глупо хихикали, когда он проходил мимо, легонько похлопывая каждую из них по голове. Похоже, единственными женщинами, не попавшими под влияние его очарования, были Директриса и Виктуар, которые считали его просто напыщенным старым хвастуном. Тед объяснил, что одним из преимуществ старости является возможность флиртовать с любой девушкой без опасения, что это сочтут достаточно серьезным, чтобы обидеться. Зейн нашел это замечание довольно поучительным.
— Когда я буду старым, я тоже буду так флиртовать, — мечтательно вздохнул он.
— Он даже не флиртует, — заметил Джеймс, прищурившись, — он просто улыбается им и ведет себя так же скромно, как и всегда.
— Твои слова отражают степень твоих познаний во флирте.
Ральф закатил глаза.
— Я удивлен, что вы не делаете заметок.
— Ему стоило бы давать уроки, — серьезно сказал Зейн, наблюдая, как Франклин с легким поклоном поцеловал руку Петры Моргенштерн на прощание. Петра заулыбалась и слегка покраснела. Когда Франклин выпрямился, она подалась вперед и чмокнула его в щеку.
— Дамы и господа Хогвартса, — сказал он, поворачиваясь и обращаясь к толпе, — было особым удовольствием служить вам в этом году. Это был, насколько я знаю, удивительно поучительный год для всех нас. Мы укрепились в нашей решимости работать с европейским магическим сообществом над поддержанием честности и справедливости по всему миру, не только магическому, но и всего человечества, — он оглядел толпу, улыбаясь, а затем снял очки и вздохнул. — Я подозреваю, что впереди тяжелые времена.
Дуют ветра перемен. По обе стороны океана мы сталкиваемся с силами, сотрясающими сами основы наших культур. Но мы подружились, мы и вы, и выстоим, что бы ни случилось. Я живу уже очень долго и могу сказать с известной долей уверенности, что перемены всегда как ветер. Испытание для хороших людей состоит не в том, чтобы помешать изменениям, а в том, чтобы придать им форму, когда они придут, так, чтобы они принесли пользу, а не разрушения. По прошествии этого года я уверен, что мы можем преуспеть в этом начинании.
Раздались аплодисменты, хотя Джеймс почувствовал, что они были немного формальными. Не все в толпе были согласны с Франклином, и не у всех несогласных были одинаковые причины. Тем не менее, это была хорошая речь, и Джеймс был рад, что Франклин произнес ее. Толпа продолжала аплодировать, пока Франклин забирался в Фольксваген «Жук». Он помахал из-за приоткрытой дверцы.
Кто-то похлопал Джеймса по плечу. Он обернулся и посмотрел вверх. Перед ним стоял профессор Джексон. Высокий, одетый в черное, Джексон выглядел еще более внушительно, чем обычно. Он смотрел вниз на Джеймса, нахмурив брови.
— Думаю тебе бы хотелось иметь это при себе, — сказал Джексон. Джеймс заметил, что он держит маленький деревянный ларец. Джексон взглянул на предмет в своих руках, а затем протянул его Джеймсу. — Это было найдено в комнатах мадам Делакруа. Думаю, это принадлежит тебе больше, чем кому бы то ни было. Распоряжайся им, как посчитаешь нужным.
Джеймс принял этот ящичек, который оказался удивительно легким. Он был странного зеленого цвета и покрыт глубоко вырезанным орнаментом из значков. Это напомнило ему лозы на дверях в Пещерную Цитадель. Он хотел спросить профессора Джексона, что там такое, но тот уже шел через двор к «Стрекозе». Он остановился, дойдя до машины, а затем повернулся и поднял одну руку, прощаясь, его лицо было каменным, как и его прозвище. Толпа аплодировала ему дольше и громче, чем даже Франклину. Удивительно, но Джексон стал любимцем Хогвартса не столько вопреки своей манере поведения, а, скорее, благодаря ей.
После того как Джексон сел в машину, оставшиеся члены делегации быстро распределились по автомобилям. Неофициальная делегация из американского департамента административной магии прибыла из Лондона днем ранее, чтобы присоединиться к своим соотечественникам во время обратной поездки в Штаты. Они забрались в машины, кивнув на прощание собравшимся. Последними были носильщики, которые упаковали кучу багажа в видимо бездонные багажники автомобилей, а затем сели за руль.
Крылья автомобилей плавно развернулись и начали рассекать воздух. Додж «Хорнет» взлетел первым. Скрипя рессорами и металлом, он поднялся в воздух и медленно развернулся. Статц «Стрекоза» и Фольксваген «Жук» последовали за ним, их низко гудящие крылья били воздух и колыхали траву на внутреннем дворе. Затем с неожиданной грацией и скоростью они умчались, их носы были наклонены к земле. Спустя меньше минуты шум их полета потерялся в весеннем ветре, дующем из-за холмов.