Ной прислонился к спинке дивана, он не сводил глаз с Джеймса, ожидая его ответа. Джеймс знал, что стоило бы поразмышлять, но в душе уже знал, что скажет. Мерлин был непростым человеком, и он не был тем, кого можно с уверенностью назвать «добрым», как, например, Альбуса Дамблдора или даже Минерву МакГонагалл. Но в одном Джеймс был стопроцентно уверен: Мерлин хотел стать добрым. Было трудно сказать, кто лучше: директор, добрый по своей природе, или директор, каждый день старающийся быть таким, но Джеймс был достаточно взрослым, чтобы понимать, что риск стоит того. К тому же, «гремлинская» часть натуры Джеймса шептала ему, что будет забавно, если у них появится директор, способный взглядом отправить кого-нибудь вроде Табиты Корсики на дно преисподней.
— Спросите его, — решительно кивнул Джеймс. — Если Министерство пойдет на это, то спросите у него. Я надеюсь, что он согласится.
— Йухуууу! — завопил Ной, размахивая поднятыми руками.
— Но до тех пор держите язык за зубами, — строго сказал Рон. — Если у вас хоть слово вылетит, пока твой папа и Гермиона улаживают все дела в Министерстве, это может все испортить. Усекли?
Ной кивнул. Джеймс улыбнулся в знак согласия.
— Твой отец ведь забрал мантию и карту? — спросил Рон у Джеймса, меняя тему разговора.
— Угу. И мне, по-видимому, придется ходить пешком, когда я вернусь. Две недели без метлы.
Рон сочувственно прищелкнул языком.
— И как раз, когда у тебя начало что-то получаться, насколько я слышал. Ну ладно. Знаешь, твой отец вынужден делать вид, что наказал тебя и все такое, но на самом деле он гордится тобой. Уж поверь мне.
Улыбка Джеймса расширилась, а щеки порозовели.
— Но я не советовал бы тебе повторять это снова, — сказал Рон, его улыбка исчезла. — Один раз прокатило - второй не прокатит. Если ты снова выкинешь что-нибудь эдакое, Джинни может решить, что домашнее обучение в подвале подойдет тебе лучше всего. Поверь мне, она шутить не будет, Джеймс.
Позже после обеда Джеймс встретился с Зейном и Ральфом во дворе, поскольку американцы собирались в путь. Мальчики наблюдали, как автомобили выкатились из гаража, как затем гараж был разобран и аккуратно упакован в багажник Доджа Шершня.
— Есть во всем этом что-то глубокое и таинственное, не не могу точно сказать, что именно, — задумчиво произнес Зейн.
— Что? То, что гараж упаковали внутрь чего-то, что минуту назад располагалось внутри него самого?
— Нет. Я про то, что профессор Франклин становится все более популярным среди девчонок по мере приближения его отъезда.
Это было правдой. Франклин пользовался поразительной популярностью у женского пола, начиная с престарелых матрон и заканчивая девочками-первокурсницами, которые глупо хихикали, когда он проходил мимо, легонько похлопывая каждую из них по голове. Похоже, единственными женщинами, не попавшими под влияние его очарования, были директриса и Виктория, которая считала его просто напыщенным старым хвастуном. Тед объяснил, что одним из преимуществ старости является возможность флиртовать с любой девушкой без опасения, потому что никто не принимает тебя всерьез, чтобы обидеться. Зейн принял во внимание эту ценную информацию.
— Когда я буду старым, я тоже буду так флиртовать, — мечтательно вздохнул он.
— Он даже не флиртует, — заметил Джеймс, прищурившись, — он просто улыбается им и ведет себя скромно, как и всегда.
— Да, познаниями о флирте ты не блистаешь...
Ральф закатил глаза.
— Я удивлен, что ты не делаешь себе заметки.
— Ему стоило бы давать уроки, — серьезно сказал Зейн, наблюдая, как Франклин с легким поклоном поцеловал руку Петры Моргенштерн на прощание. Петра заулыбалась и потупила взгляд, слегка покраснев. Когда Франклин выпрямился, она подалась вперед и чмокнула его в щеку.
— Дамы и господа Хогвартса, — сказал он, поворачиваясь и обращаясь к толпе, — было особым удовольствием работать с вами весь этот год. Это был, насколько я могу судить, удивительно поучительный год для всех нас. Мы укрепились в нашей решимости работать с европейским магическим сообществом, чтобы поддерживать честность и справедливость во всем мире, не только магическом, но и для всего человечества, — он оглядел толпу, широко улыбаясь, а затем снял очки и вздохнул. — Полагаю, впереди нас ждут тяжелые времена. Дуют ветра перемен. По обе стороны океана мы сталкиваемся с силами, сотрясающими сами основы наших культур. Но мы подружились, и объединившись, мы выстоим, что бы ни случилось. Я живу уже очень долго и могу сказать с известной долей уверенности, что перемены, как ветер, всегда носятся в воздухе. Испытание для добрых людей состоит не в том, чтобы помешать изменениям, а в том, чтобы придать им форму, когда они придут, так чтобы они принесли пользу, а не разрушения. По прошествии этого года я поистине уверен, что мы сможем преуспеть в этом начинании.