– Я пришла, чтобы положить конец этому недоразумению. Одобряете вы это или нет, но мы с Джонатаном…
Звякают стеклянные бутылки, когда виноторговец пытается перетащить свою тележку через порог. Леди Харкорт хватает Зои за руку, впиваясь когтистыми пальцами в ее мягкую кожу.
– Тихо! Вас может подслушать кто угодно!
– Ну и что? Мне нечего скрывать! – Зои извивается в крепкой хватке леди Харкорт, спотыкаясь о края турецкого ковра, пока свекровь тащит ее по коридору. – Это вы должны стыдиться. Джонатан – ваш сын, родная кровь. Вы должны поддерживать его, помочь ему устроить мастерскую и завоевать репутацию художника здесь, в Англии.
Леди Харкорт достает из кармана связку, вставляет ключ в дубовую панель и возится с ним одной рукой, пока не распахивает дверь в маленькую комнатку.
– Мой сын – джентльмен. Я не потерплю, чтобы он рекламировал свой бизнес, как какой-нибудь вульгарный торговец.
Помещение темное и тесное, но Зои позволяет свекрови затащить ее внутрь. Она не уйдет, пока не выскажет леди Харкорт все, что о ней думает. Джонатан и его отец неправы, потворствуя ей. Есть только один способ справиться с хамами – дать им отпор.
– Ваш сын – художник, очень одаренный. В этом нет ничего постыдного. Мир меняется, леди Харкорт. Ваш титул и герб не защитят вас от этой правды. Сейчас важны упорный труд и талант, а не только родословная или фамилия. Джонатан понимает это, и он выбрал жену, которая разделяет его ценности.
– Ты ему не жена. – Леди Харкорт поджимает губы. В уголках ее сжатых губ собираются капельки слюны. – Ты никто, ничто. Жалкая иностранная девка без имени и без состояния, и я никогда не приму тебя в семью.
Зои не замечает оскорблений. Эта женщина нелепа. Как она смеет так отзываться о процветающих Ренарах? Зои выпрямляется во весь рост и все же достает только до мочки уха леди Харкорт. Пусть Зои миниатюрна, но она знает, что Бог на ее стороне.
– Это не вам решать. Мы женаты по законам святой римско-католической церкви. Вы не можете нас разлучить.
– А теперь послушай меня, ты, коварная папистская шлюха… – Леди Харкорт машет скрюченным пальцем в нескольких дюймах от лица Зои.
Глаза Зои привыкают к тусклому освещению. Она не в маленькой гостиной, как предполагала. По углам стоят корзины с грязным бельем, а вдоль стен выстроился батальон сверкающих медных грелок для постели. Даже сейчас свекровь не проявляет к Зои заслуженного уважения и не желает с достоинством выслушать ее. Вместо этого затащила в чулан и оскорбляет, словно Зои – одна из ее служанок.
По телу Зои пробегает жар.
– Нет. Пришло время вам выслушать меня. – Она отводит руку леди Харкорт от своего лица. – Если вы заставите сына пройти через эту пародию на брак, вы сделаете его двоеженцем, и все внуки, которых он подарит вам со своей новой невестой, будут незаконнорожденными.
Вспышка меди… и Зои отшатывается назад. Волна боли раскалывает ее череп, а перед глазами пляшут звезды. Ее руки взлетают к животу, защищая любимого ребенка. Лодыжка ударяется обо что-то твердое, и Зои изо всех сил пытается восстановить равновесие. Она хватается за ручку бельевого пресса, но промахивается на миллиметр.
Ее затылок ударяется о деревянный пол.
Возвышаясь над ней, леди Харкорт кривит верхнюю губу в уродливой усмешке и обеими руками заносит грелку для постели.
Джонатан прав. Его мать – чудовище.
Слишком поздно Зои понимает, что совершила ужасную ошибку, встретившись с леди Харкорт наедине. Ужасную, ужасную ошибку.
Где Джонатан? Он найдет ее. Он должен найти ее…
Глава тридцатая
12 февраля 1796 года
– Вот и ты, Джорджи! – Джейн стоит в саду коттеджа госпожи Калхэм. Погода необычно мягкая для этого времени года: теплый солнечный свет согревает ее лицо и освещает холмы вдалеке. Стайка непослушных бронзовых кур клюет носки ее прогулочных ботинок и вьется вокруг ног, раскапывая грядки, подготовленные к весне. Джейн складывает левую руку на груди по диагонали и дважды постукивает правой по локтю. – Угощайся печеньем.
Джордж улыбается, прижимая к груди упаковку песочного печенья из пекарни миссис Пламптри. Его каштановые волосы отросли так сильно, что госпожа Калхэм завязала их сзади в косичку с помощью бечевки. Одежда все еще слишком свободно висит на нем, но к нему вернулся аппетит, а лицо разрумянилось после прогулки по сельской местности Хэмпшира с Джеком. На нем накрахмаленная новая рубашка, наспех сшитая Кассандрой, один из льняных жилетов Генри и пара элегантных черных бриджей. Он так похож на Джеймса, что даже не верится.