И снова на меня нахлынул дурман мужской страсти, кипящей, видимо, в самой крови Патрика. Властно и требовательно он запрокинул мне подбородок и впился в губы, безжалостно сминая и подчиняя себе. Моя кровь моментально забурлила и прилила к коже, заставляя мучительно жаждать еще больше прикосновений.
Умом я понимала, что снова сдаюсь на милость победителю, не отстояв свою свободу, что я опять не добилась ничего, еще и спровоцировала Холли. И мое тело предательски меня подводит, плавясь в искусных объятиях, желая теснее прижаться к опытным губам и пальцам, раствориться в бушующем огне ирландского темперамента.
С рычанием, не отрываясь от меня ни на миг, Патрик смел с большого письменного стола все бумаги, уложил меня спиной на столешницу и буквально разорвал на мне рубашку, покрывая шею, плечи и грудь жалящими поцелуями, заставляющими тело безудержно стремиться навстречу. Задыхаясь от пробужденного во мне пожара чувств, я ласкала спину капитана, стискивала пальцы, желая оставить и свои следы на его теле.
Остатки одежды полетели в разные стороны, накал ощущений нарастал как цунами, и я сама, потеряв голову, раскрылась навстречу ему. Бешеные удары бедер, хриплые вскрики и шумные вдохи – кабинет погрузился в безумие страсти. Тело мое напряглось и оцепенело, Патрик врывался в меня яростно и дико, и это было именно то, что нужно, чтобы через минуту столкнуть нас обоих за грань. Бурная разрядка, озаренная всполохами страстных криков, не заставила себя ждать…
-16-
Кабинет Патрика напоминал уцелевший чудом после урагана домик Дороти – стены на месте, но вот внутри сплошной погром. Лавина бумаг, в которой мы безуспешно пытались найти предметы своего гардероба, шурша и перетекая с места на место, заставляла меня вспоминать наш «разговорчик» и поминутно хихикать. Да уж, нормально так… поговорили. Патрик лукаво посматривал на меня, и глаза его обещали, что продолжение беседы не заставит себя ждать. Правда, навряд ли это будет очень приличное действо.
Одеваясь, я машинально продолжала обдумывать последние фразы Холли перед… ну ясно, в общем, перед чем. Если я его не люблю, почему я так остро реагирую на одно его присутствие? Почему мое тело жаждет его прикосновений, стоит Патрику лишь показаться в пределах видимости? Можно ли это списать на безудержную страсть и большой опыт Патрика в искусстве обольщения? Или… или все же какие-то чувства есть?
Похоже, Патрик намного лучше меня понимал, почему я постоянно ему сопротивляюсь, спорю, почему какой-то мой внутренний бесенок постоянно подталкивает меня на провокации и мелкие пакости с очень крупными последствиями. И Патрик в итоге прощал мне абсолютно все, хотя и жутко злился на мои выходки, и сам срывался на не очень приятные наказания. Выходит, за всем этим он увидел, какая я могу быть покорная? Покорная его воле…
Но я так не хочу, во мне все бурлило и протестовало против подчинения мужчине! Да, я безумно хотела его, я жаждала его ласк и поцелуев, но… Эта его невыносимая подозрительность, рабовладельческие наклонности и буйные мальчишеские претензии заставляли меня продолжать упрямиться вовсю. Впереди тупиковая ситуация: либо я безропотно покорюсь, либо… буду искать способы быть свободной от его власти, от давления его страсти.
Одевшись и молча помогая собирать бумаги, я вновь погрузилась в свои внутренние метания, покусывая губы. Оторвал меня от них хищный голос Холли:
- Джейн, если ты продолжишь так делать – ты отсюда уйдешь еще не скоро! – обхватив мое лицо ладонями, Патрик заставил меня смотреть прямо в его глаза, сиявшие от удовольствия, обещавшие новые бури и волнения в чувственном аспекте. – Послушай, детка, я понимаю, что ты еще очень малоопытная в области отношений, и мне это безумно льстит. Ты не представляешь, как я горд, что первый у тебя во всем!
Я вспыхнула.
- Я не знаю, чего ты от меня ожидал, видимо, судишь по себе, - язвительно намекнула я на его признание о способах выбрасывания меня из головы.
Рука мужчины предупреждающе сжала мой подбородок:
- Джейн, я очень рад, что ты с таким вниманием относишься к моим словам, надеюсь, это касается и других моих откровений. Мы будем жить здесь, с тобой, я для тебя ничего не пожалею, но помни: ты моя и только моя! Брось свои мысли о какой-то гипотетической свободе – я обеспечу тебя всем, чем только можно наградить такой прекрасный цветочек, как ты.
Я досадливо закатила глаза, начиная злиться:
- Патрик, хватит! Да это просто смешно: ты же не хочешь сказать, что запрешь меня в своем доме на веки вечные?