«Повязку с головы сняла», — машинально подумал он.
— Чего это ты делаешь? — спросил Кайл, подходя к ней. — Зачем?
Стоявшая на коленях над чем-то, разложенным на земле, Марика через плечо как-то диковато поглядела на него и ничего не ответила. Похоже, ей было очень холодно.
Кайл присел на корточки рядом, накинул ей на плечи плед. Он не ожидал, что Марика неожиданно испуганно прижмется к нему. Ее трясло. Коротко, клочьями остриженная в больнице голова подруги уместилась у него на плече, щека — горячая, исцарапанная — прижалась к щеке Кайла. Он обхватил девушку за плечи.
— Не дрожи так, — смущенно произнес он. — Все это — чушь какая-то.
Слова застряли у него в горле. Он не мог отвести глаз от того, что лежало перед ними на мокрых камнях.
Птицы. Две растерзанные ночные птицы. И змея. Местная змееящерица. Располосованная вдоль по всей длине.
— Т-ты... — начал он.
Но Марика — Марика? — с диковатой, какой-то жутковатой нежностью взяла его за плечи своими мокрыми руками, повернула лицом к лицу.
Кайл ошалело смотрел на ее искромсанные — вперемешку с запекшейся кровью — волосы, на покрытое струпьями, исцарапанное лицо, на дрожащие, кривящиеся в детском каком-то пароксизме жадные губы. Скользнул глазами по обхватившим его — по локоть в черной крови — рукам. Потом встретился глазами с безумным, нечеловеческим взглядом ведьмы и беззвучно, захлебываясь страхом и отвращением, заорал.
Этот беззвучный крик, показалось ему, и заставил его проснуться. И еще — стон. Нарастающий, прерывистый, словно с того света звук. Из комнаты Марики.
Только тряся, как сумасшедший, ее запертую дверь, он проснулся окончательно. Тупо поглядел на сжатый в руках «винчестер». По галерее, теряя, разумеется, по пути домашние туфли с помпончиками, к нему мчалась тетка Элина.
— Что?! Почему?! Почему ты стрелял?! Что?! — задыхаясь, выпалила она.
Прерывистый стон-завывание все громче несся из-за дверей.
— Отоприте скорее! Ключ! — скомандовал Кайл, беря инициативу в свои руки.
Он чуть не сошел с ума, пока Элина совершила повторный — туда-сюда — рейс за ключом. Если бы не покалеченная рука, он, пожалуй, высадил бы проклятую дверь, хотя это только в кино створки слетают с петель от первого же удара сапога.
Марика с закрытыми глазами, сбросив одеяло, лихорадочно дрожа и тихо подвывая, пыталась содрать с себя бинты. Кайл решительно вкатил ей в чисто медицинских целях пощечину и стал трясти за плечи.
— Ой, больно! — вскрикнула она и уставилась на мир круглыми, ошалевшими глазами.
Тетя Элина сунула ей под нос стакан с каким-то питьем.
— Мне страшное приснилось. Будто я... — Марика подняла руки к глазам, рассматривая их так, словно вляпалась во что-то непередаваемо противное. — Будто... будто... — Она подняла взгляд на Кайла: — Ой! У тебя кровь. И грязь какая-то — здесь и вот... Ты в крови весь. Гос-с-споди... — Она села на кровати. Сжалась испуганно. Послушно проглотила теткино снадобье. — Что же это было...
— Сон, — сказал Кайл. — Дурной сон. Будто второй к нам пришел. Из Пяти. Точнее, вторая. Побудьте с ней, тетя Элина.
Осторожно, словно на территорию врага, он вышел в гостиную. Недопитый кофе и чипсы по-прежнему стояли у качалки, и раскрытый отчет Бродкастера валялся на полу рядом. Благородного окраса ковер заляпан был мокрой грязью с подметок. «Моя работа», — печально констатировал Кайл. Вышел в прихожую.
Штормовки на месте не было. Что из обуви пропало, он определить не смог. Похоже — потертые кроссовки. Кайл лязгнул затвором «винчестера». Кисло запахло свежесгоревшим порохом. Патрона в стволе не было. Он перезарядил ружье. Поискал и нашел фонарь.
Дождь набирал силу. В саду было все так же темно и жутко. Но того страшного, что он боялся увидеть, не было. Струи воды хлестали по растерзанным тварям, ставшим теперь просто мусором. Отвратительным и жалким. Брошенный на землю плед валялся рядом, и струи воды смывали с него кровь.
Пошарив лучом фонаря по земле, не без труда он нашел ее — блестящую латунную гильзу.
Сжал ладонями виски. Нет. Ничего не приходило в голову. Четверть часа кто-то забрал из его жизни. В эти пятнадцать минут уместилось всякое. В том числе и выстрел из «винчестера».
Сухов погасил софиты и потер ставшие за ночь красными глаза. Ночи уже не было. Тусклый свет позднего дождливого дня давно уже пробивался в пролом потолка кельи. Пора было собираться в город.
Он уже почти закончил складывать свои пожитки, когда заголосил блок связи, притороченный к его поясу:
— Сухов, ты как? У тебя... все о'кей? — Голос Кайла прерывался в наушнике.
— Все в норме. Что там у вас? Чего вибрируешь?
Кайл как-то неловко кашлянул и, коряво строя фразу, сообщил:
— Тут вот что. Марику полиция забрала. Давай сюда скорее. И ночью чертовщина всякая была. Будь осторожен.
— Да, уж с вами, ребята, я своей тени пугаться начал.
— И, знаешь, правильно. — Кайл снова закашлялся. — В общем, прими к сведению: Марика в участке, я сижу у нее дома — тетю Элину в чувства привожу. Я — только здесь, Марика — только в участке. Больше — нигде. Усек?
— Усек. — Сухов выразительно пожал плечами. Сам для себя, скорее всего, так как видеоканал включен не был.
— Если встретишь Марику или меня где-нибудь еще — будь осторожен, понял?
— Я бестолковостью вроде не отличаюсь, — с досадой ответил Павел. — Жди.
Он дал отбой и призадумался, присев на набитый рюкзак.
«Это не случайно — все, что с нами происходит, — подумал он уже в который раз. — Не случайно, что чертов ящик попал в руки тех, кто имеет представление о языке Зу; не случайно, что медальоны странные эти переходят к тем, кто потом начинает как проклятый крутить эти заколдованные камушки. Кто-то играет с нами. Ну что же. Я тоже не прочь поиграть. Посмотрим, кто кого осилит».
Он поднялся, подошел к трем оставшимся в неприкосновенности фигурам с пустыми глазницами.
Когда Павел протянул руку к цепочке темного металла, страх кольнул его сердце профессионала.
«Что я делаю, черт возьми? — подумал он. — За такие фокусы дисквалифицировать надо к чертям собачьим. Зачем... Нет... кто-то ведет нас».
Цепочка скользнула в прикоснувшуюся к ней руку.
Гамильтон Лукас из «Кларк, Смит и Лукас» был, надо думать, младшим отпрыском совладельца уважаемой всем Западным побережьем адвокатской конторы. Для того Лукаса, который означился на бронзе вывесок контор, разбросанных по всем более или менее значительным поселениям этой части континента, Гамильтон был слишком молод.
— Не стоит благодарить меня, мисс, — сухо сказал он, предлагая Марике занять место напротив себя в довольно комфортабельном кожаном кресле. — Вы настаиваете на том? чтобы ваши... э-э... друзья присутствовали при нашей беседе?
— Они могут сообщить ценные сведения, мистер Лукас. И выступить как свидетели.
Адвокат вздохнул:
— Ну, если на то ваша воля... Так вот, не стоит благодарить меня. Своим освобождением вы целиком обязаны господину Стырному. Он, прямо как бог из машины, знаете ли, явился как раз в разгар наших довольно бесплодных пререканий с комиссаром Дорном. Господину лейтенанту стоило огромного труда убедить комиссара отменить санкцию на ваш арест. Он — комиссар — понимаете ли, совершенно твердо убежден, что вы морочите ему голову, хотя ваши позиции в этом деле достаточно сильны. На него значительно повлияли показания свидетелей и самих пострадавших. Все они говорят одно и то же, и показания их косвенно подтверждаются.
— Черт возьми! Я не имею ни малейшего отношения к этим детям! Я сама отдала бы все, что хотите, чтобы они только нашлись.
— Оставим пока эмоции в стороне, мисс. И давайте в присутствии ваших друзей, как вы того пожелали, пройдемся с карандашом в руках по обстоятельствам дела.
— Давайте! — решительно сказала Марика.
— Суть выдвигаемых против вас обвинений, — адвокат пододвинул к себе тощую пока папку, — состоит в том, что вы, мисс, понимаете ли, на угнанном вами от здания фирмы «Лоуэлл» фургоне, принадлежащем господину Ли Яну, владельцу заведения по доставке скоропортящихся грузов, в период от девяти утра до примерно половины двенадцатого этого же утра посетили четырех своих довольно отдаленных знакомых, дети которых по случаю каникул находились дома и играли неподалеку. Несмотря на неважную погоду.