– Какая нелепость! В сравнении с другими расами мы – метапсихические младенцы, а ваши научные достижения настолько превосходят наши…
– С каждым уходящим годом общий человеческий психокоэффициент увеличивается, и все чаще у неоперантных родителей рождаются оперантные дети. А ваша наука развивается еще быстрее. К тому времени, когда ваша раса достигнет числа слияния, вы превзойдете другие Конфедерации буквально во всех аспектах технологии.
– Но не вас.
– Да… Но ведь лилмики вообще иные. Мы очень стары, статичны, стерильны. Наши сознания почти не скованы материей. Мы надзираем, руководим, но мы стоим на месте. Галактическое Содружество создано нами, но до его завершения мы не доживем. Победа достанется другим.
– Не хотите ли вы сказать, что в ваши преемники избраны мы? Человечество? – Поль отказывался верить своим ушам.
– Абсолютной гарантии нет. Пролепсис – скорее искусство, чем наука, и способность к нему проявляется хаотично. Сущность, зовущаяся Примиряющий Координатор, настояла на Вторжении и утверждает, что ваше конечное слияние… вероятно, но не безусловно. Одно несомненно: вне Содружества у человечества нет будущего. Теперь, став нашей частью, вы уже никогда не сможете отделиться и пойти своим путем. Если вы порвете с нами, то лишь истому, что вас исключат. И последствия будут ужаснее, чем вы способны вообразить.
Они продолжали танцевать, тщательно оберегая свои мысли – как, впрочем, с самого начала. Затем музыка смолкла, и Поль сказал отрывисто:
– Прежде чем мы попрощаемся, объясните мне одно, если можете. Кто-либо из лилмиков брал на себя когда-нибудь роль ангела-хранителя моего двоюродного деда Роги?
Умственная Гармония изящно повела плечами.
– Почему вы так думаете?
– Мой отец как-то мимоходом упомянул об этом.
– Тут я вам ничем помочь не могу. Но такая возможность представляется маловероятной, не так ли?
– Очень! – ответил Поль, – Благодарю вас за танец.
– Взаимно, – ответила Умственная Гармония. – Прощайте!
Фурия следила за происходящим сверху. Дела шли превосходно, несмотря на то, что эти идиоты лилмики и сделали Дэвида Макгрегора Планетарным Дирижером. Величайший Враг! Получил полномочия!
Ну, со временем это надо будет исправить.
Координатор сказал: «Ты не победишь».
Откуда тебе знать? Вашему пролепсису я недоступна!
Что так, то так.
И ты ничего не можешь мне сделать. Признай это! Великий манипулятор, оказывается, не так уж и всемогущ. Я буду делать что захочу. Я – необходимый фактор космического уравнения. Негативный фактор!
Не валяй дурака. Я не Бог, а ты не дьявол. Мы всего лишь противоборствующие сознания… Причем ты даже не знаешь, кто ты такая.
Да. Но я знаю, что я хочу сделать. И что я сделаю!
Ты не победишь. Твое орудие ущербно, а сама ты способна принуждать Реальность не больше, чем я.
Это мы еще посмотрим. Что касается орудия, возможно, ты прав. При его создании я была кое в чем ограничена. Но в море водится и другая рыбка, выражаясь на языке людей.
Но есть и другие рыбаки, кроме тебя и меня, Фурия. Помни об этом. Аи revoir [До свидания (фр.)].
ГЛАВА XXVI. ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА
Пятого января младенец «сполз» – опустился ниже в утробе Терезы, что предвещало роды. При первом признаке, что ему скоро предстоит покинуть свое уютное убежище, Джек перепугался, и его мать, стараясь его ободрить, час за часом словесно и телепатически вела с ним самый поразительный диалог, какой мне только доводилось слышать. Святой Джек Бестелесный был канонизирован не католической Церковью, но единодушным постановлением Галактического Консилиума. Однако, если бы Церковь предприняла официальное расследование его жизни и философии, и если бы я согласился, чтобы церковные специалисты извлекли мои хаотичные воспоминания, и если бы им удалось получить от меня заключительную беседу Джека с матерью перед его рождением, все это составило бы солидную часть его неповторимого досье.
Я не в состоянии воспроизвести дословно этот диалог матери и нерожденного сына в моих мемуарах, как не могу и точно процитировать более поздние и более многозначительные разговоры Джека с Марком (а Сущность, помогающая мне писать мемуары, отказалась усилить мою способность вспоминать). Но суть в том, что еще до рождения Джек разобрался в понятиях боли и молитвы, а также в их потенциальной пользе для развития высших уровней сознания. Рождаясь в боли, Джек научился молиться.
Тереза инстинктивно чувствовала, что процесс рождения будет сопряжен для младенца с физическими и психическими страданиями. Человеческая эволюция не достигла того совершенства, при котором мыслящий оперантный эмбрион сможет появляться на свет естественным путем без всяких травм. Никто из старших детей Терезы не был к моменту рождения настолько умственно развит, как Джек. И все равно они очень мучились. После рождения наступала естественная амнезия, и она вкупе с инстинктивным положительным воздействием матери, казалось, полностью их исцеляла.
Но Тереза совсем не была уверена, что и Джек забудет. Он ведь очень отличался от других ее детей, а потому она решила по-особому помочь ему в надвигающемся испытании.
Джек пока еще практически не испытывал боли. Но теперь, когда начался процесс «сползания», он почувствовал себя неуютно, и это ему не понравилось. Мысль, что дальше будет только хуже, его, естественно, напугала. Прежде он держал свой внутриматочный мирок под полным контролем, но теперь контроль перешел к тому органу, в котором он жил, то есть к матке. И она собиралась не только изгнать его из рая, но при том еще и причинить боль.
Тереза точно описала, что его ожидает. И объяснила, что схватки помогают даже обычным младенцам в чисто физическом смысле. Сдавливание выжимает околоплодную жидкость из легких, чтобы они были готовы к первому вдоху. Потрясение от яркого света, внезапное охлаждение, непривычные прикасания к нему – все это стрессы, которые, как показал опыт, идут на пользу здоровым новорожденным. Возмущаясь, что их лишили внутриутробного уюта, они стимулировали свой мозг, что помогало им легче освоиться с жизнью во внешнем мире.
Джек, поскольку он уже мыслил, должен был страдать еще и психически. Но Тереза объяснила ему, что нужно молиться с полной верой, и тогда боль придаст ему силы. Если он будет позитивно принуждать и себя и Бога – именно это подразумевает «молитва», – то испытание рождением обернется под конец победоносным торжеством, каким становились испытания болью для взрослых людей на всем протяжении истории. Если он будет переносить боль осознанно, она таинственным образом обогатит его жизнь.
Рождение, объяснила она Джеку, – это великий переход, первый из многих, которые ему предстоят. Он навсегда расстанется с уютной тьмой, тихим удобством и полной безопасностью. Он войдет в мир света, где познает великую радость и удовлетворение от собственных достижений, недоступных эмбриону, всецело зависящему от матери. В этом новом мире страдания – обычная вещь, но не потому, что Творец нарочно так сделал, а просто из-за ограничений физической Вселенной и несовершенства живых существ. Тереза предупредила сына, что он не только будет страдать, рождаясь, но и на протяжении предстоящей ему независимой жизни узнает еще много разных типов боли. Таков удел человека.
Но боль, сказала она, явление очень своеобразное. Только высшие типы живых существ развили в себе способность страдать, и чем выше существо, тем болезненнее могут быть его страдания, и, значит, боль – важный фактор выживания. Она объяснила Джеку некоторые простейшие аспекты пользы от боли, а затем перешла к более сложным. Сильная боль может быть – и, видимо, нередко бывает – разрушителем духа мыслящих существ. Однако силой воли – молитвой – ее можно преобразить в нечто безмерно ценное, в нечто, возвышающее личность, если страдать не из-за любви к себе, а во имя чего-то, возвышающего великое Сознание Вселенной, если страдать во имя любви к другим.