Марк, одетый только в плавки, поздоровался с отцом без малейших эмоций. В присутствии дьяволенка экранироваться большого смысла не имело. Да и самый тупой нормаль сумел бы прочесть по лицу Поля, каким было решение.
– Мне очень жаль, сынок, но Директора проголосовали против амнистии – пятеро против четверых. Я воздержался. Мой голос все равно ничего бы не дал: при равном числе голосов вопрос поступил бы на рассмотрение Консилиума.
– Да, конечно. – Они пошли рядом по дорожке к дому. Шери обсадила ее многоцветными однолетниками – циннии, золотые шары, петуньи и космеи соперничали яркостью красок с кружившими над ними бабочками.
– Кто проголосовал против? – спросил Марк.
– Виджайя Мукерджи, Директор искусств, – признаюсь, это была неприятная неожиданность. Куок Зен-ю, чванный экономист, Рикки Сиснерос, Директор, никого не курирующий. Директор по колонизации Ларри Этлин… и твоя тетя Анн.
– Анн! – Марк остановился как вкопанный. – На Ассамблее она голосовала за дополнение об амнистии… И утверждала, что проголосует «за», когда прошение поступит в Директорат!
– Она передумала, когда стало очевидным, что «за» высказываются Директора… э… наименее преданные идее солидарности Галактического Содружества.
Марк навострил уши.
– И кто же был «за»?
– Эта русская, Директор по науке. Та, которая произнесла речь с требованием открыть больше планет для колонизации неоперантами. Анна Гаврыс-Сахвадзе. И еще два никого не курирующих члена Директората, ее приятели – Хироси Кодама и Эси Даматура. Эси всегда мутила воду против Содружества в Африканском Интендантстве, а азиаты не смирились с тем фактом, что среди человеческих Магнатов так велик процент белой и американо-индейской расовых групп. Четвертой «за» проголосовала Нисса Холуалоа, что понятно, если учесть ее полинезийское происхождение. В глубине души Нисса считает Терезу гавайкой, а не гражданкой Содружества.
Они поднялись по боковой лестнице и прошли на переднюю веранду, где сидели Шери, Тереза с младенцем, Дени, Люсиль и Аврелия Даламбер.
Джек подпрыгнул в своих индейских качелях, загугукал и воскликнул: «Марк! Возьми меня погулять на пляж!»
– Можно? – спросил Марк у матери.
– Да, милый. Только смотри, чтобы солнце не напекло ему головку.
– Ну, ладно, малыш. Пошли! – Марк отцепил братца от люльки – подарка дядюшки Роги, вдел руки в лямки и зашагал между сливовыми деревьями к пляжу под радостное попискивание Джека у него за спиной.
Поль вздохнул и налил себе лимонада со льдом. Он сразу же сообщил остальным о постановлении Директората, телепатировав напрямую, к чему операнты часто прибегали, сообщая дурные новости.
– Просто позор, – сказала Люсиль, и Поль сел рядом с ней в стороне от Терезы.
– Ты сообщил дядюшке Роги? – спросила Аврелия.
– Дальнировал ему сразу же после голосования. Но решил, что ради Терезы должен прилететь сюда сам.
– Благодарю тебя, – ответила Тереза без всякого выражения.
– Я согласен, что передача решения всему Консилиуму была бы неразумной, – сказал Дени. – Дэвид Макгрегор, несомненно, не откажет нам в помиловании.
– Ты правда так думаешь? – с тревогой спросила Шери.
– Мы с ним старинные друзья. – Дени устремил безмятежный взгляд на море, – Политические маневры и интриги теперь позади. Поль сделал свой благороднейший высокопринципиальный жест…
– Черт побери, папа! – крикнул Поль.
– …а Анн свой, – невозмутимо продолжал Дени. – Приверженцы Содружества показали себя во всем блеске перед средствами массовой информации, как и сторонники человечества, отстаивающие свое право рожать детей без контроля извне. И теперь все сводится к очень простому вопросу: должны ли два безобидных благонамеренных человека понести суровое наказание за то, что спасли жизнь сверходаренному младенцу.
– Поль… ты тоже считаешь, что Дирижер их помилует? – спросила Шери.
– Да, – ответил Первый Магнат, не поднимая глаз. Наступило молчание.
Внезапно Тереза сказала:
– Меня пригласили спеть Турандот на открытии сезона в «Метрополитен». Кумико Минотани отказалась от ангажемента. Я думаю согласиться.
– Господи! – простонал Поль. – Тебя только это и интересует?
– Ты думаешь, тебе это по силам, дорогая? – заботливо осведомилась Люсиль у невестки.
– Партия не столько колоратурная, сколько лирико-драматическая и не очень сложная, если не считать нагонки децибелов в финале. Конечно, я не выступала уже давно. Но физически у меня теперь все в порядке. А изгнание на Обезьянье озеро даже пошло мне на пользу. Я упражнялась как безумная, голос звучит, и к концу месяца, думаю, я буду вполне готова.
– Чудесно! – сказала Аврелия. – Мы все приедем в Нью-Йорк на премьеру тебя поддержать.
– Я буду так рада! – Тереза смотрела на Поля, но он по-прежнему не отрывал взгляда от пола веранды. Шери тактично сменила тему, и они еще полчаса болтали о том о сем. Потом Поль ушел, заявив, что хочет выкупаться, пока солнце еще высоко.
Тереза вздохнула:
– Он даже не спросил про Джека.
– На него столько свалилось, – сказал Дени. – Отказ Директората означает новую свистопляску средств массовой информации.
– Ну, конечно, Поль внимательно следит за тем, как малыш растет, – мягко сказала Аврелия. – Как и мы все. Мы всегда молимся за маленького Джека.
– И выглядит он прекрасно, – добавила Шери. – Пока он был тут, мне не хотелось спрашивать, но как продвигается терапия?
– Колетт очень обнадежена, – ответила Люсиль. – Три леталя вычищены из одиннадцатой хромосомы. И семь-восемь других дефектных ферментных генов как будто поддаются лечению.
– И его организм по-прежнему никак не страдает от активных леталей, которые еще остаются, – добавила Тереза. – Его сознание справляется с ними, я знаю.
– Вполне возможно. – Дени кивнул. – Джек во всех отношениях эстраординарен. Марти Даламбер сказал мне, что в четыре-пять лет мозг Джека, если он будет развиваться так же стремительно, как теперь, достигнет полной зрелости. Естественно, это соответствует быстрому развитию сознания во внутриутробном периоде.
– Но у него нет комплекса бессмертия, – тихо сказала Люсиль. – Колетт не находит этому объяснения.
– Мутация, – высказал предположение Дени. – Жаль, конечно, но ДНК малыша анормальна и в других отношениях.
Тереза засмеялась, встала и направилась к внутренней двери.
– Это не важно! Регенванна продлевает нашу жизнь на столько, на сколько мы того хотим. – Она весело тряхнула распущенными темными волосами. – Пожалуй, я тоже искупаюсь! – И она скрылась за дверью.
– Такая милая мужественная женщина! – произнесла Шери с восхищением. – Просто не понимаю, откуда у нее берутся силы. Ах, если бы…
Она не договорила, но все взгляды устремились на пляжную тропу, по которой с полотенцем через плечо шел к морю Поль Ремилард. Шел – и ни разу не оглянулся.
Марк с Джеком некоторое время обсуждали особенности полета бумеранга в сравнении с легко анализируемой траекторией полета мяча, которым перебрасывались некоторые их кузены. Затем, когда радости простой физики приелись, Джек потребовал сведений о жизненном цикле американских омаров и голубых крабов, которых он разглядывал с помощью ультразрения, пока они пеклись в глубине ямы. Марк ответил, что понятия не имеет о жизни ракообразных, а также и о происхождении картошки и гибридной кукурузы, которые пеклись вместе с ними.
– Знаю только, – сказал он, – что это редкая вкуснятина, особенно если добавить масла и соли.
Джек заявил: «Мне хочется попробовать».
– Где тебе, головастик! Для этого нужен полный набор зубов, а у тебя их только четыре.
По-моему, крахмальная субстанция картофеля вполне отвечает моим ограниченным жевательным способностям. Особенно с маслом.
Марк засмеялся:
– Что ж, проверим, если мама разрешит.
Сознание Джека умолкло. Он что-то обдумывал. Марк хотел знать что, но понимал: пробраться внутрь он не сумеет. Малыш экранировал так, как ему и не снилось, герметизировался похлеще лилмика. Они отошли от дома по пляжу на полкилометра и теперь устроились у подножия песчаного холмика, поросшего песколюбом и колючим кустарником. Братца Марк прислонил спинкой к холмику, так, чтобы он мог смотреть на море, а сам улегся на спину, лениво поглядывая на облачка и проверяя, может ли он изменить их форму, пустив в ход метасозидательную способность. И вдруг: