На экране черно-белые кадры все так же чередовались с цветными, но это не являлось набором отдельных, не связанных друг с другом, эпизодов. Видно было, что над пленкой потрудилась рука опытного монтажера.
«Один из снимавших явно обладает навыками художника, – отметил я про себя, одновременно отдавая мозгу команду запомнить эту деталь. – А какого сорта человек искусства стал бы заниматься подобными вещами?» Мне были знакомы теории относительно связи между творческим потенциалом и психопатией. Банди, Дамер и даже Мэнсон тоже могут считаться натурами творческими. С другой стороны, такие гении, как Рихард Вагнер, Дега, Жан Жене и многие другие представители искусства тоже были склонны к психопатии, но это же не толкало их на убийства!
Спустя примерно минуту с начала демонстрации пленки неожиданно для всех зазвучали пояснения к увиденному. Причем говорили два голоса: мужской и женский.
Джек и Джилл решили с нами пообщаться.
Создавалась полная иллюзия того, что убийцы присутствуют здесь же, в зале. Они говорили по очереди, комментируя пленку, но голоса, очевидно были пропущены через электронные фильтры, чтобы их невозможно было идентифицировать. У меня мелькнула мысль разобраться с голосами после демонстрации фильма, но просмотр еще не закончился.
ДЖЕК: Одно время, как и многие другие люди, мы молча сидели и глотали все унижения и несправедливости, которыми нас пичкала небольшая группа людей, считающих себя «сливками общества». Мы терпеливо переносили страдания и большей частью молчали, находя утешение в пошлой поговорке: «Не стоит суетиться, надо просто ждать». Вот мы и ждали, что бюрократическая система, наконец-то, начнет работать на нас. Но ничего не произошло. Это кто-нибудь возьмется оспаривать?
ДЖИЛЛ: Беспринципные люди, адвокаты и бизнесмены, научились пользоваться нашим непротивлением злу, доброй волей и, главное, духовностью. Давайте хорошенько запомним эту мысль: глубоко беспринципные люди, поставили себе на службу не только вышеперечисленные чувства, но даже сам наш чудесный американский патриотический дух. Многие из них заседают в правительстве, а другие входят в команды так называемых «сильных мира сего».
ДЖЕК: Посмотрите на лица простых людей, лишенных гражданских прав, надежды на будущее и веры в свою страну. Это жертвы насилия, которое расползается из Вашингтона, Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. Вглядитесь в них хорошенько: а сами вы не входите в их число? Мы, например, входим. Мы – простые Джек и Джилл из этой толпы.
ДЖИЛЛ: Посмотрите на то, что сделали с нами наши, так называемые, лидеры. Оцените всю глубину страданий и отчаяния, за которые они должны нести ответственность. Оглянитесь на общество, отравленное их цинизмом, и на мечты и надежды, похороненные ими. Наши лидеры методично разрушают Америку.
ДЖЕК: Вглядитесь в эти лица.
ДЖИЛЛ: Вглядитесь в эти лица.
ДЖЕК: Вглядитесь в эти лица. Теперь вы понимаете, почему мы пришли за вами? Вы догадались? Просто вглядитесь в эти лица. Посмотрите на сотворенное вами. Вспомните неслыханные преступления, вами совершенные.
ДЖИЛЛ: Джек и Джилл пришли на Холм. И вот зачем. Пусть это послужит предостережением всем, кто живет и работает в столице и пытается контролировать всех нас. Вы всегда играли нашими жизнями, а нынче пришла пора поменяться ролями. Наступила очередь Джека и Джилл.
Фильм заканчивался кадрами, показывавшими толпы бездомных людей возле ограды Белого Дома. И еще один стишок-предупреждение:
ДЖЕК: Настали времена испытаний для людей, лишенных души. Вы знаете, кто вы такие. И нам это известно не хуже.
– И сколько времени занял этот шедевр? – обратился один телепродюсер к другому. Ответ на этот практический вопрос был важен, поскольку CNN могло занять в прямом эфире не более десяти минут.
– Ерунда. Чуть больше трех минут, хотя они и показались вечностью, – вмешался оператор, посмотревший на счетчик камеры. – Но если вы собираетесь сделать монтаж, лучше сказать об этом прямо сейчас.
После того, как прозвучало стихотворение, я ощутил озноб, хотя в помещении было тепло. Никто пока не расходился. Работники студии занялись обсуждением фильма, словно это касалось только их, и остальные для них не существовали. У ведущего ток-шоу был унылый и озабоченный вид. Наверное, он догадался, кого еще имели в виду убийцы, говоря о тех, кто управляет обществом. Однако что-либо изменить было не в его власти.
– Мы работаем в эфире через восемь минут, – объявил продюсер своей бригаде. – Господа, освободите помещение. С амплуа дураков мы справимся и без вас.
– Хороший подарочек на память, – съязвил кто-то. – Джек и Джилл дебютируют на CNN.
– И все-таки, они не просто серийные убийцы, – пробормотал я, адресуясь, скорее, к самому себя, чем к окружающим. Мне просто хотелось услышать, как прозвучит данное предположение.
Настроение у меня было минорное, но все увиденное моей веры не поколебало. Эту пару нельзя назвать убийцами в обычном смысле этого слова. Они исключительно организованы и тщательно подготовлены для своей роли. Они настолько умные и сильные личности, что запросто идут на контакт с известными людьми. Наверняка здесь присутствует элемент ненормального сексуального состояния, или же они пытаются заставить нас поверить этому. У них должна быть на то причина.
В моей голове до сих пор звучали их бесстрастные голоса с пленки:
Чтоб снова ужасное дело свершить.
Теперь все происходящее больше походило на войну, а не на игру.
Глава 24
Времена наступили тяжелые, хуже не придумать. Утром в среду, спустя два дня после убийства Шанел Грин в Гарфилдском парке, неподалеку от школы Соджорнер Трут, был обнаружен еще один труп ребенка. На этот раз жертвой убийцы стал семилетний мальчик. Преступление походило на предыдущее: лицо ребенка было изуродовано, возможно, ударами металлической дубинки или куска трубы.
Путь от моего дома на 5-ой улице до места, где обнаружили тело, можно было проделать пешком. Но когда я шел туда, то чувствовал неимоверную тяжесть в ногах. Было четвертое декабря, но дети уже жили в предвкушении Рождества. Это преступление не должно было произойти. Вообще никогда, а уж тем более в канун великого праздника.
Но я неважно чувствовал себя еще и по другой причине, вне зависимости от убийства ребенка. Если только кто-то не решил скопировать первое убийство (а это было маловероятно), то, выходит, преступник вовсе не Эммануэл Перес, не Оторва Чаки! Значит, Сэмпсон и я совершили ошибку. Мы преследовали не того человека, не убийцу и истязателя детей и теперь были частично виновны в его смерти.
Когда я подошел к месту убийства, в парке зло завывал ветер. Утро выдалось отвратительное. Было нестерпимо холодно, небо заволокли тучи. На самой границе парка уже находились пара карет «скорой помощи» и с полдюжины полицейских машин. Кроме того, сюда уже собрались, по меньшей мере, с сотню любопытных, чтобы поглазеть на трагедию. Все происходящее казалось мне нереальным, призрачным и пугающим. Сирены автомобилей завывали совсем неподалеку, и этот резкий звук теперь напоминал мне погребальную песнь усопшим. Меня передернуло, и, главным образом, не от холода.
Сегодняшняя жуткая сцена напомнила мне о событиях, происшедших несколько лет назад. Тогда, буквально за день до Рождества, мы тоже обнаружили тело маленького мальчика. Его настоящее имя было Майкл Голдберг, но все звали его Мелюзга. Ему исполнилось только девять лет. Преступнику Гэри Сонеджи, которого я потом поймал, все же удалось бежать из тюрьмы. После этого убийца затерялся где-то в стране. Я невольно подумал о том, что для меня Сонеджи стал персональным доктором Мориарти, неким воплощением зла, если такое понятие вообще существует.