— Слишком сложно для этого болвана Кроуэла, — ответил Роулз.
— Он не Эйнштейн, — подтвердил Блум, — но ему и не нужно ничего вычислять, Мак-Кинни все уже подсчитал за него. Нужно только прибрать все к своим рукам.
— Тогда зачем убивать Берилла?
— Никто не станет убивать гусыню, которая несет золотые яйца.
— Может быть, Берилл его тоже выгнал.
— Нет, — сказал я, — не похоже. Он просто жаждал продать эту ферму. Он был готов продать ее любому, поверьте мне.
— Поэтому, если Кроуэл пришел к нему с тридцатью шестью тысячами…
— Он сразу набросился на них. В банке на счету уже было четыре тысячи, и он был уверен в получении их в виде штрафа за невыполнение обязательств. Если Кроуэл предложил ему еще тридцать шесть, он, конечно же, захотел получить их.
— Опасное желание.
— Итак, хорошо, он не мог отказаться от них, — сказал Блум.
— Никогда.
— Тогда почему все-таки Кроуэл убил его? Если это действительно сделал он?
— Здесь ты имеешь дело с ослом, — сказал Роулз, — не забывай, крошка Кроуэл — совершеннейший болван.
— Возможно, мы и имеем дело с ослом, — сказал Блум, — но он осел, у которого алиби длиной с его ослиные уши.
Мы опять вернулись к началу.
Мы уже приближались к Ньютауну. Прежний знаменитый вице-президент Соединенных Штатов однажды заметил, что достаточно увидеть одну трущобу, чтобы знать, как выглядят все остальные. Позднее оказалось, что он и его непосредственный шеф ошибались относительно многих вещей. Так, они думали, что американский народ будет спокойно терпеть проходимцев на высших должностях в стране. И относительно трущоб он тоже ошибался. Трущобы так же не похожи одна на другую, как бородавки. Нельзя сравнивать убожество Соуэто с запустением Саут-Бронкс в Нью-Йорке или наполненные крысами кирпичные многоквартирные дома в Гарлеме с дощатыми лачугами в калифорнийской Венеции. Сравнивать можно только одинаковые географические районы.
Скажите обитателю трущобы в чикагском Вест-Сайде, что его собираются переселить в Ньютаун, где двухэтажные оштукатуренные здания окружены лужайками и пальмами, он подумает, что вы приглашаете его в рай. Однако, попав туда и оглядевшись вокруг, он, вероятно, заметит, что на четырех квадратных милях Ньютауна живет народа больше, чем во всей Калузе, и что большинство из них не белые. Может быть, бывший вице-президент это и имел в виду? Может быть, он хотел сказать, что цвет кожи у обитателей трущоб везде одинаков?
— Я, конечно, хотел бы быть белым, — сказал Роулз, словно читая мои мысли. — Здесь ненавидят черных полицейских, — пояснил он и выключил зажигание.
Блум въехал на край тротуара у дома Кроуэла.
— Оставайся в машине, Мэтью, — сказал он. — Здесь пахнет настоящим делом, я не хочу проиграть его из-за пустяков.
Но я не остался в машине. Как только они вошли в здание, я решил глотнуть свежего воздуха. Было почти два часа ночи, но жители Ньютауна оставались на улице, отдыхая таким образом от дневной жары. Они сидели на ступеньках у подъезда в шортах и нижних рубашках, или в шортах и купальных лифчиках, или даже в купальных бикини. Воздух был напоен тем особым ароматом Флориды, который пропитывает здесь все в летнее время, — это запахи плесени, соли и цветущих тропических растений. Оштукатуренные блочные стены зданий были окрашены розовой краской, которая местами облезла и испачкалась. Окна были широко открыты, чтобы малейший случайный ветерок мог беспрепятственно проникнуть внутрь. Где-то громко играл фонограф, против чего никто не возражал. Люди сидели на ступеньках и шептались, и порой этот шепот был громче, чем звук хэви металл.
Я стоял и рассматривал щитки на полицейском седане, когда из дома выбежал Кроуэл. Он выскочил пулей, без рубашки и босой, пронесся через толпу, сидящую на ступенях, чуть не упав на колени сидевшей по-гаитянски женщины. Я услышал, как он ругался, и увидел у него в правой руке пистолет. В первый момент я инстинктивно хотел спрятаться за машину, но затем, услышав из темноты голос Блума: «Стой, стрелять буду!» — отскочил от машины и кинулся наперерез, чтобы перехватить Кроуэла, нисколько не думая при этом, что могло произойти в следующий момент.
А в следующий момент произошло вот что — Кроуэл выстрелил в меня.
Никогда в жизни до этого в меня не стреляли, и думаю, что найдется не так-то уж много людей, в которых стреляли. Это не похоже на то, что показывают в кино или в телефильмах. Я не сразу упал замертво, я завизжал, как щенок, от жуткой боли, когда пуля прошла через мягкую часть плеча. Было похоже, что в тело втыкают раскаленную указку, но в мое тело воткнули металлическую пулю, несущуюся с огромной скоростью с огненным хвостом позади. И огонь причинял боль, и удар причинял боль. Удар развернул меня и отбросил в сторону. Я упал навзничь на тротуар, продолжая кричать и корчиться от боли. Было очень больно! О Господи, как было больно!