Ферма Эвери Берилла была по той же дороге, немного назад, если треть мили «немного» в такой ураган. На ферме был телефон, и, даже если мне придется подождать, пока разговорчивая леди освободит линию, я смогу в конце концов связаться со станцией обслуживания, чтобы они прислали кого-нибудь помочь завести двигатель или отбуксировали меня, если он вышел из строя. Насквозь мокрому больше нет нужды заботиться о том, чтобы не промокнуть. С какой-то беспечностью я шагал под дождем — точь-в-точь современный Джин Келли, только что не пел. Единственный раз я почувствовал обиду, когда пытался остановить грузовик, везущий клетки с цыплятами, а водитель проехал мимо, даже не притормозив и обдав меня фонтаном брызг, которые расстроили меня меньше, чем его пренебрежение. Я дошел до почтового ящика Берилла и свернул налево в подъездную аллею.
Подъездная аллея оказалась грязной дорогой в рытвинах и канавах, заполненных водой, так что больше походила на коричневый грязевой поток, чем на творение человеческих рук. Я не представлял себе, как далеко тянется эта дорога, когда ступил на нее. Но когда я уже минут пять тащился по ней, а признаков жизни все еще не было видно, я подумал, что это какая-нибудь вспомогательная дорога, ведущая не к жилью, а туда, где растет чертова фасоль. Я боролся с грязью еще минут пять и убедился, что большая часть моего мужества осталась в машине, а ураган в ближайшее время не собирается стихать.
Земля по обеим сторонам дороги казалась пригодной только для выращивания пальметто. Меня заинтересовало, где все-таки мистер Берилл выращивал свою ломкую фасоль, и куда черти подевали его дом, и какого черта мне нужно в этом забытом Богом месте, заполненном водой и ветром. Но тут немного впереди я увидел ржавый желтый трактор и решил, что, если есть трактор, должна быть и ферма, а если есть ферма, то должен быть и жилой дом. В скором времени я и в самом деле увидел полуразвалившуюся постройку такого же серого цвета, как этот дождь, стоящую на вершине небольшого холма, позади которого была глубокая канава, залитая водой. За ней я увидел то, что, видимо, считалось обработанной землей, а еще дальше участок соснового леса, который закрывал горизонт, и было непонятно, сколько акров земли может еще быть за ним.
Я поднялся по шатким ступенькам и оказался под выступающей крышей крыльца, которая хотя и протекала, но давала убежище от дождя. Я поискал дверной звонок, не найдя его, отворил обветшалую решетчатую дверь и постучал в деревянную входную. Ответа не было. Я постучал еще раз.
— Мистер Берилл! — позвал я.
Неожиданная вспышка молнии напугала меня, а последовавший удар грома заглушил мой повторный крик: «Мистер Берилл!» Я ударил в дверь.
— Мистер Берилл, это я, адвокат Хоуп!
Мое оригинальное представление не подействовало. Мистер Берилл или какой-то Бог-громовержец бросил в меня еще одну молнию и еще один удар грома.
Я попробовал повернуть ручку двери.
Дверь оказалась незапертой.
Я открыл ее и вошел в дом.
— Мистер Берилл? — позвал я.
В доме нигде не было света. Может, боятся грозы, может, повреждена линия электропередачи? А если она повреждена, работает ли телефон?
— Мистер Берилл? — позвал я еще раз. Вспышка молнии осветила что-то лежащее на полу прямо у двери в другую комнату, и немедленный удар грома заглушил мой вопль, когда я понял, что это труп.
Я на самом деле пронзительно закричал, это правда.
В своей взрослой жизни я никогда до этого не кричал, но при виде окровавленного тела не выдержал. Гром прогромыхал и замолк. Оказавшись снова в темноте, я попятился к двери, споткнулся обо что-то, едва удержал равновесие и стал шарить по стене у двери в поисках выключателя. Я хлопнул по нему, и две лампы разом осветили комнату, одна из них, настольная, валялась возле двери. Стулья были перевернуты, их сиденья порезаны, раскрытые книги и журналы раскиданы по полу. Тело лежало у двери, ведущей в кухню. Посуда, чайники, сковородки были разбросаны по всей кухне. Мертвец лежал на спине, его лицо и грудь были залиты кровью, лицо прострелено, из раны еще сочилась кровь, на белой рубашке было несколько кровавых дырок.
Я решил убраться отсюда подобру-поздорову.
Я уже пятился к двери и вдруг заметил телефон, стоявший на деревянном столике между двумя ветхими креслами с матерчатой обивкой. Спинки и подлокотники кресел были изрезаны, обивка валялась рядом. Я подошел к телефону, поднял трубку, услышал гудок, вызвал управление охраны общественного порядка Калузы и попросил детектива Мориса Блума.
В течение следующего часа прибыли по очереди все окружные власти Калузы: сперва в специальном автомобиле полиции Калузы по грязной дороге приехали два полицейских в форме, затем Блум в автомобиле без опознавательных знаков с еще одним детективом, имени которого я не запомнил, затем капитан из детективного бюро Калузы, затем помощник медицинского эксперта, затем представитель государственной адвокатской конторы, с которым я познакомился по телефону, когда занимался «трагедией Джорджа Хапера», затем сотрудники отдела криминалистики, прибывшие в фургоне «форд-эконолайн», затем два медика из Южного медицинского.
Дождь перестал.
Моя одежда подсыхала.
Я стоял в гостиной и наблюдал, как работают специалисты. Затем объяснил капитану то, что уже объяснял Блуму: как я оказался здесь в дождливый день в середине августа и обнаружил тело Эвери Берилла. Помощник медицинского эксперта уже констатировал смерть, и больничная бригада уносила тело на складных носилках. Место, где раньше лежало тело, было обведено мелом, пол внутри и вне этой линии был весь в крови. Кто-то делал фотографии, кто-то снимал отпечатки пальцев. Двое патрульных стояли у входной двери, обсуждая происшествие, один из них смеялся. Капитана моя история, казалось, удовлетворила, но он нахмурился, когда я сказал, что участвовал в оформлении сделки между Бериллом и Джеком Мак-Кинни, который, как он сразу вспомнил, был убит две недели назад. По его лицу было видно, что ему не нравится, чем все это пахнет. Блуму тоже не нравилось. Он сказал мне то же самое по телефону, только не так многословно, просто сказал:
— О нет, — и велел никуда не уходить до его приезда.
Теперь он был здесь. Теперь все были здесь, кроме самого Берилла, которого в это время погружали в медицинскую машину.
— Кто еще причастен к этой сделке? — спросил меня капитан.
По-моему, его звали Харли, он не представился, но я слышал, как один из служащих обратился к нему «капитан Харли», а может быть, «капитан Холли». Во всяком случае, сейчас он пристально смотрел на меня, его проницательные голубые глаза вглядывались в неясные синие круги, еще оставшиеся у меня под глазами. Он принял меня за парня, который всегда лезет в драку, подумал я, он считает меня уличным хулиганом.
— Никто, — ответил я. — Только участники сделки и их адвокаты. Я адвокат. — Лучше все поставить на свои места с самого начала.
— Адвокат Мак-Кинни, да?
— Да, сэр. — Не знаю, почему я сказал ему «сэр», наверное, подумал, что он считает меня тоже замешанным в это дело, этим я немного поддел его.
— А кто адвокат жертвы? — И обратился к Блуму: — Как имя жертвы?
— Берилл, — ответил Блум, — Эвери Берилл.
Харли, или Холли, снова обернулся ко мне.
— Кто был адвокатом жертвы?
— Человек по имени Гарри Лумис из Ананбурга.
— И это все участники сделки, так?
— Ну, — сказал я, — не совсем.
— Что значит «не совсем»? Вас было только четверо или был еще кто-то?
Я подробно объяснил ему, что Мак-Кинни умер, не оставив завещания, и что по положению штата Флорида о порядке наследования умершего без завещания все оставленное им имущество переходит к его матери. Далее я подробно объяснил, что Мак-Кинни собирался расплачиваться за ферму наличными, но потом — детектив Блум может подтвердить это — наличности обнаружено не было и, следовательно, собственности, по существу, тоже, кроме личного имущества. Я собирался сказать ему, что сегодня занимался решением этой проблемы с Гарри Лумисом.