— Конечно, куча взрослых, напивающихся допьяна, — сказала Джоанна.
— Я уверен, там будет много твоих сверстников, которых знаешь и ты и Дейзи.
— Ты стараешься отделаться от меня или что? — спросила Джоанна, и я ясно увидел ее усмешку на другом конце линии.
— Я стараюсь быть справедливым, детка. Если ты в самом деле хочешь пойти…
Вероника вышла из ванной голая, вытираясь огромным голубым банным полотенцем.
— Это Блум? — спросила она.
Я отрицательно покачал головой.
— Это Дейл там с тобой? — спросила Джоанна.
Я вдруг растерялся, как будто Джоанна и я разговаривали по видеотелефону, где можно видеть друг друга во время разговора и где она могла видеть Веронику, которая вытиралась, стоя на пороге ванной.
— Нет, это не она, — ответил я.
— А кто?
— Одна из уборщиц.
— Я думала, они приходят по вторникам и четвергам, — сказала Джоанна в недоумении. — Разве сегодня не среда? Я потеряла представление, какой сегодня день, все эти проклятые письменные работы, которые задает миссис Карпентер. Папа, не беспокойся о свадьбе, хорошо? Правда, я лучше побуду с тобой. Во всяком случае, Дейзи Робинсон напрасно старается. Помнишь, она всегда говорила, что я жульничаю в камешки?
— Помню. Итак, что ты решила, детка: хочешь идти или нет?
— Конечно, нет. Во сколько ты заберешь меня в пятницу?
— В половине шестого.
— Ужас, я должна бежать, «роудранер» уже сигналит. Увидимся в пятницу, я люблю тебя, папа.
— Я тоже люблю тебя, детка, — сказал я, но она уже убежала.
Я положил трубку, Вероника наблюдала за мной с порога ванной.
— Твоя дочь? — спросила она.
— Да.
— Этот уик-энд она проводит с тобой?
— Этот и следующий тоже.
Она кивнула и вернулась в ванную, чтобы повесить полотенце. Через мгновение она снова вышла, подошла к стулу, где бросила свою одежду прошлой ночью, и натянула белые нейлоновые трусики.
— Ты познакомишь нас? — спросила она.
Я вернулся к зеркалу и стал заново завязывать галстук.
— Мэтью?
— Я думаю.
— Это так сложно, что требует обдумывания?
— Я еще не сказал ей о Дейл.
— Твоя бывшая подруга, — сказала Вероника и взяла белые шорты, — которая оставила тебя ради… как, ты сказал, его зовут?
— Джим.
— «Хардли всегда приносит мне чудесные цветы». Ты знаешь эту песню? Или это было еще до тебя? — Она надела шорты и застегнула «молнию» на спине. — Правильно, ты вырос на «Битлз», да? — сказала она.
— Я уже учился в юридической школе, когда появились «Битлз».
— Кто тогда? Элвис?
— И «Эверли Брадаз», и Дэнни, и «Юниорс», и…
— Никогда не слышала таких, — сказала она и натянула через голову широкую блузу. — Я сбросила свои годы, правда? Ты когда-нибудь отойдешь от зеркала? Ладно, я воспользуюсь зеркалом в ванной.
Она взяла сумочку и пошла с ней в ванную. В зеркале над раковиной мне было видно, как она красила веки в синий цвет, более темный, чем ее глаза.
— Почему ты сказал ей, что я уборщица? — спросила она.
Мне было неприятно лгать Джоанне. Мне хотелось считать, что наши отношения отца и дочери построены на взаимном доверии. Я не знал, как сказать ей в восемь часов утра, что женский голос, который она слышала, принадлежит незнакомой ей женщине, женщине, как немедленно решит она, с которой я провел ночь. В мире Джоанны, в ее юношеском мире, Дейл была единственной женщиной, с которой мне полагалось проводить ночи.
— Она застала меня врасплох.
— И поэтому ты сказал, что я уборщица. Мне стыдно, что я не мою твои окна или полы.
— Но я просто не знал, что ей ответить.
— Наверное, тебе следует постараться сказать ей правду.
— Не по телефону.
— Конечно, нет.
— Она восхищается Дейл.
— Вполне понятно. Ты говорил мне, сколько лет Дейл? В моем возрасте такие вещи запоминаются с трудом.
— Тридцать два.
— Тридцать два, как чудесно, — сказала она с издевкой, — они должны относиться друг к другу как сестры.
Я смотрел на нее, пока она подводила губы помадой. Она была единственной женщиной из всех, кого я встречал, которая по утрам была ослепительно прекрасной. Ее восхитительно чистому лицу с крапинками веснушек на переносице не нужны были ни тени, ни грим, ни румяна. Она заметила, что я наблюдаю за ней в зеркале, зажмурилась на мгновение и вышла из ванной взглянуть на себя в зеркало комода, где освещение было лучше. Она заправила за ухо прямую прядь светлых волос и сняла косметической салфеткой крошечное пятнышко помады в углу рта.
— Ты можешь сказать ей, что я это я. — Она все еще изучала себя в зеркале. — Я это я, ты знаешь.
— Да, знаю, — сказал я и улыбнулся.
— Может, ты подумал, что я когда-то была уборщицей. Она улыбнулась мне в зеркале, повернулась и оперлась о комод. — Я увижу тебя в этот уик-энд?
— После того как сообщу ей новости.
— Новости? — повторила она.
— О Дейл.
— О! О разрыве с Дейл.
— Да.
— На мгновение мне показалось, что «новости» относится и ко мне тоже.
— Я сделаю это отдельно. Когда ты познакомишься с ней.
— А я познакомлюсь с ней, Мэтью?
— Конечно, если хочешь.
— Конечно, хочу. Когда?
— Я позвоню тебе. Мне нужно посмотреть, что будет с Джоанной.
— После того как ты расскажешь о Дейл, ты это имеешь в виду?
— Да.
— Полагаю, это ее огорчит.
— Да, она была очарована ею.
— Как ты думаешь, когда это произойдет, Мэтью?
— Не понимаю тебя.
— Прости. Ты сказал, что позвонишь мне. Ты сказал, что хочешь посмотреть, как…
— О, я действительно не знаю. Мы должны играть по слуху. Я позвоню тебе, как только…
— У меня есть лучшая идея, — сказала она. — Вместо этого вызови мне такси. Сейчас, хорошо?
Я посмотрел на нее.
— «Синий Кэб» или «Желтый Кэб», все равно, какой сможет отвезти меня на ранчо.
— Я собирался отвезти тебя сам.
— Я не собираюсь утруждать тебя. Я уверена, что у тебя в это утро масса работы. Ты, вероятно, хочешь подготовить инструкцию, как лучше всего сообщить новости твоей…
— В чем дело, Вероника?
— Это тебе лучше знать.
— Почему ты вдруг ни с того ни с сего так рассердилась?
— Почему ты решил, что я сержусь? И кто тебе сказал, что ни с того ни с сего? Ты говоришь дочери, что я твоя уборщица, ты говоришь мне, что не уверен, сможешь ли увидеться со мной в этот уик-энд…
— Сегодня только среда, почему ты беспокоишься об уик-энде? Мы увидимся сегодня вечером, мы увидимся…
— Это ты так думаешь.
— Не увидимся?
Она прикрыла рот рукой. Она показалась мне какой-то безжизненной, ее глаза были совершенно бесцветными в лучах света, падавших через окно. Когда она заговорила, ее голос был очень тих.
— Уик-энд зависит от того, как Джоанна отнесется к этим потрясающим новостям, так?
— Думаю, да.
— Это ужасные новости. Этот разрыв…
— Вероника, ты не можешь требовать, чтобы я сказал ей, что с Дейл все кончено, и затем сразу сообщил…
— Сразу сообщил о бабушке, верно?
— Думаю, нужно забыть слово «бабушка». Мне оно больше не кажется смешным.
— И бабушке тоже. Если эта твоя драгоценная любовная история…
— Вероника, ты вообще заблуждаешься…
— …она была столь незабываемой, столь чертовски уникальной, что объявление о ее завершении вызовет землетрясение в Южной Калифорнии…
— Ради Христа, это семейная ссора! Все, что я сказал…
— Ты сказал, Мэтью, что хочешь удержать меня. Боюсь, что не очень хочешь. Я слишком много лет была замужем за человеком, который заставлял меня ждать у телефона, пока он развлекался в Денвере, или Далласе, или… да черт с ним, давай забудем об этом, ладно? Ты проводишь уик-энд, заботясь о своей дочери, а я провожу уик-энд, заботясь о себе. «Розы красные, лиловые, синие», ну их к черту!
Она взяла сандалии.
— Не беспокойся о такси, я пойду домой пешком.
Босая, неся в руках болтающиеся на ремешках сандалии, она ушла из моей спальни и из моей жизни.