— Не знаю, — пожал плечами Кроуэл.
— Кто такая Санни? — поинтересовалась Летти.
— Одна знакомая девушка.
Тем временем Роулз начал бродить по комнате, как будто в поисках чего-то особенного, хотя не осмеливался открыть комод или чулан без разрешения. Кроуэл наблюдал за ним краем глаза. Роулз делал вид, что не знает, что за ним следят, он просто продолжал поиски, как толстокожий носорог.
— Я спрашиваю, потому что мы очень хотим ее найти.
— Я хотел бы помочь вам, — сказал Кроуэл.
Роулз открыл дверь в ванную и заглянул внутрь. На полу лежало большое банное полотенце. Возможно, Летти заходила сюда после всего принять душ. Не поворачиваясь, Роулз сказал:
— Мы считаем, что она могла убить брата, вот почему.
— Да? Вы так думаете? — спросил Кроуэл.
— Хорошие же девушки на тебя вешаются, — заметила Летти.
— Иначе, — сказал Блум, — зачем ей убегать?
— Ну… — промямлил Кроуэл.
— Мы считаем, причина в этом. — Роулз обернулся и спросил: — Это ваши трусики, мисс? На трубе душа?
— Мои здесь, под платьем, — ответила Летти и посмотрела на Кроуэла.
— Интересно, чьи же они? — Роулз пожал плечами. — В этом причина, мы считаем. Она пошла проведать его той ночью…
— Санни, — пояснил Блум, — той ночью, когда был убит ее брат.
— И попросить, чтобы он взял ее в долю, — закончил Роулз фразу.
— Но он выгнал ее.
— Поэтому она заколола его.
Летти снова взглянула на Кроуэла.
— Белая шваль, — пояснил ей Роулз, — эта девушка, о которой мы говорим.
Он подмигнул ей, как будто они оба с древней африканской мудростью правильно оценили белых девушек, которые убивают своих братьев, а потом оставляют свои трусики в душевых. Летти, не моргая, внимательно вслушивалась в то, о чем говорили, и старалась понять, что к чему, но Роулз совершенно сбил ее с толку. Блум это знал. Она обеспечивала Кроуэлу алиби на время от половины седьмого до половины девятого вчерашнего вечера, и они не торопясь, спокойно старались выведать все у нее и у Кроуэла.
— Она не приходила сюда вчера днем, нет?
— О ком вы спрашиваете? — уточнил Кроуэл.
— О Санни.
— Нет. Я только что сказал вам, что с половины седьмого здесь была Летти.
— Кто говорит о половине седьмого?
— Вы сказали, что хотите знать, где я был между…
— Да, но кто сказал что-нибудь о том, что Санни приходила сюда в половине шестого?
— Я думал, вы спросили…
— Мы спросили, приходила ли она вчера днем сюда, вот что мы спросили.
— Вы имеете в виду — сегодня днем?
— Называйте, как вам угодно, — сказал Роулз. — Хотите, продолжайте думать, что сегодня — это вчера, прекрасно. Мы говорим о вчерашнем дне, о пятнице, двадцать шестом августа.
— Сегодня суббота, — добавил Блум, — вам известно это?
— Да, известно.
— Итак, приходила она сюда вчера днем или нет?
— Нет.
— Ни в половине шестого, ни раньше, верно?
— Верно.
— Тогда что делают ее трусики на трубе душа? — спросил Роулз.
Он не знал, принадлежат эти трусики на самом деле Санни или, быть может, королеве Елизавете, хотя вряд ли Ее Величество носила кружевные черные бикини. Его вовсе не интересовало, чьи это были трусики. Вся эта болтовня о трусиках нужна была ему, чтобы заставить Кроуэла перейти к обороне и вызвать у Летти обиду на то, что она не единственная женщина, которая пользуется его душем.
— Это не ее, — сказал Кроуэл. — Не Саннины. Она все забрала с собой, когда уходила из квартиры. Кроме купальника. Мне кажется, я уже говорил вам об этом.
— И с тех пор она не возвращалась, так? Со вторника, верно?
— Да, со вторника, кажется, это был вторник.
— Тогда чьи это трусики? — спросил Роулз. — Малышка, ты уверена, что они не твои? — Он опять подмигнул Летти.
— Мои на мне, — ответила Летти. — Ты хочешь еще раз взглянуть на них? Убедиться, что они не убежали в ванную и не прыгнули сами на трубу?
— Может быть, позднее, — усмехнулся Роулз.
— Должно быть, они принадлежали какой-то другой девушке? — предположил Блум.
— Конечно, у меня несколько знакомых девушек, — сказал Кроуэл.
— Вчера вечером у вас тут была еще одна девушка?
— Нет, не вчера.
— Позавчера?
— Когда это было?
— В четверг. Через два дня после того, как Санни ушла.
— Да, наверное, — согласился Кроуэл.
— Небольшая вечеринка?
— Да.
— Праздновали что-нибудь?
— Нет, только… вы понимаете.
— Я бы тоже праздновал, — сказал Блум, — если бы меня бросила такая девушка. Похоже, она убила обоих — и брата и фермера.
— Единственное «но», — сказал Роулз, — это алиби.
— Да, — сказал Блум. — Мы все равно найдем ее и прижмем к ногтю за оба убийства, если у нее не будет алиби.
— Вы случайно не знаете, где она была в тот день, когда застрелили фермера? — спросил Роулз.
— Когда это было? — спросил Кроуэл.
— У вас нелады с датами?
— Нет, но…
— Его застрелили в понедельник, — сообщил Блум, — за день до исчезновения Санни. Она ушла отсюда во вторник, помните? Собрала всю свою одежду и ушла. Кроме купальника. Я был здесь в ту ночь, помните? Мисс Холмс принимала душ.
— Мисс Холмс очень чистоплотная, — заметил Роулз и снова улыбнулся.
— Я приходил к вам еще и в четверг, помните? — сказал Блум. — В супермаркет. Вы мыли капусту…
— Салат-латук.
— Салат, верно, значит, помните. Тогда вы сказали мне, что вы и Санни были вместе в ту ночь, когда убили ее брата. Вы помните, как говорили мне это, да?
— Помню.
— Дело вот в чем, — сказал Роулз, качая головой. — У нее нет этого алиби, парень, мы заведем на нее дело, как только найдем ее.
— Вы уверены, что не знаете, где она? — спросил Блум.
— Абсолютно.
— Почему мы спрашиваем о прошлом вечере, — сказал Роулз и потер нос, — это потому, что мы знаем, где она была в половине седьмого, она была у друга своей матери, но она ушла оттуда в половине седьмого. И мы знаем, где она была в половине девятого, — в баре у шоссе. Когда бармену показали ее фотографию, он подтвердил, что это та самая девушка. Но мы не знаем, куда она направилась из бара. Мы думали, если она сперва зашла сюда, она могла бы упомянуть…
— Нет.
— Или, может быть, позже. После того как она ушла из бара.
— Нет, она совсем не приходила сюда.
— Ты тоже не видела ее тогда, верно? — обратился Блум к Летти. — В половине седьмого. Она не заходила, чтобы забрать свой купальник или еще зачем-нибудь?
— Я никого не видела, — сказала Летти и посмотрела на свои сандалии.
— Хорошо, мы найдем ее, обязательно, — сказал Роулз, вздыхая. — Дайте немного времени, и все. Когда мы найдем ее… вы уверены, что были с ней всю ту ночь?
Они не могли понять, поверил ли Кроуэл чему-либо из того, что они рассказали ему. Они хотели поймать его на трех вещах. Первое, они хотели, чтобы Кроуэл поверил, будто тело Санни еще не найдено; подразумевалось, что она еще жива и они ищут ее. Затем, они хотели, чтобы он поверил в то, что они считают Санни убийцей обоих — и брата и Берилла. И наконец, они хотели, чтобы он поверил, что у них достаточно улик против нее для признания ее виновной — если бы только не было этого проклятого алиби.
Кроуэл был этим алиби.
Кроуэл был тупицей.
Они рассчитывали на его тупость и на то, что большинство тупиц считают себя очень хитрыми. Они надеялись, что Кроуэл будет рассуждать примерно так: «Если я скажу, что у нее нет алиби, они будут думать, что именно она совершила оба убийства». Они надеялись, что Кроуэлу не придет в голову ничего, кроме этого, и он не задумается, что произойдет, когда полиция найдет тело Санни. Более сообразительный на его месте догадался бы, что с того момента, как тело Санни будет найдено в том плавательном бассейне, ее не будут больше подозревать ни в одном из убийств. Наоборот, она станет третьей жертвой. Но Кроуэл был туп, а тупицы не способны заглядывать далеко вперед. Они выбирают подходящее решение и задумываются о следующем только тогда, когда очередная проблема возникает сама собой. Так или примерно так рассуждали детективы.