Боже мой. Ты, самодовольный сукин сын, — подумал Дугас.
— Даже с вами, — сказал Морган.
Он встал, поправляя смокинг.
Дугас понял, что это сигнал. Двое дюжих рабочих подошли из угла комнаты и встали рядом. Вулборн появился в дверном проеме, обшитом панелями красного дерева, преграждая ему выход.
— Эмиль Дуглас, — сказал Морган. — Вы обвиняетесь, предстаете перед Судом и признаны виновным этим Судом в убийстве Линетт Дженис Хоффман, 23-летней, вашей бывшей любовницы и бывшей секретарши, совершенном 23 января 2021 года, за один год, один месяц и три дня до настоящего момента. Ваш приговор должен быть приведен в исполнение немедленно, а наказание должно соответствовать тяжести преступления.
У Дугаса закружилась голова. Это было невозможно. Буквально невозможно. Все эти разговоры. Все это лицемерие. Вся эта чушь о наказании, "соответствующем тяжести преступления", эта нудная вступительная лекция, когда на самом деле они собирались убить его каким-то гребаным фальшивым новым способом, и это было все, что они могли сделать. Потому что остальное было невозможно.
Он чуть не рассмеялся. Вместо этого он взорвался.
— Ты дурак, Морган! Шут гороховый! Или проклятый лживый лицемер. Или все вместе. Как ты собираешься сделать так, чтобы это наказание соответствовало тяжести преступления? Ты прекрасно знаешь, что не можешь даже начать. Если вы знаете, что я сделал с той девушкой, тогда вы должны знать, как я это сделал. Это не то, что вы можете воспроизвести. Итак, что же я получу? Что-то приближенное?
Он с отвращением выплюнул это слово.
Морган улыбнулся. Дугас все еще не понимал. Что ж, он ожидал, что тот не поймет.
Он кивнул рабочим. Они взяли Дугаса за руки и подвели его к пластику. Дугас боролся, но это было все равно, что бороться с кем-то втрое сильнее его и в три раза крупнее. Каковыми, как он догадался, были эти двое. Точно так же, как он был в три раза сильнее и почти в три раза тяжелее Линетт, когда он…
И теперь он истерически смеялся, пока они снимали с него одежду. Смех смешивался с яростью.
— Ты не можешь это сделать! — закричал oн. — Ты, блядь, не можешь этого сделать, потому что у меня там нет дырки! Видишь? Без гребаного отверстия, ты, тупой чертов мудак! Она видела меня, когда я делал это с ней, ты это понимаешь? Ты знаешь, что это значит? Ты видишь чертову разницу? Увидеть лицо своего убийцы? Увидеть его удовольствие? Что ты собираешься делать, засунуть это мне в задницу, чертов лицемер? Ты, гребаный неудачник! Ты даже представить себе не можешь, как я заставил эту маленькую сучку страдать! Вплоть до того момента, когда я решил свернуть ей гребаную шею! Все это чертово время она смотрела прямо на меня, прямо в мое лицо!
— Мы это понимаем, — сказал Морган. — Прекрасно понимаем.
Он снова кивнул, и один из рабочих вытащил какой-то предмет из своего чистого белого комбинезона. Дугасу это показалось комбинацией садовой лопатки и выемки сердцевины для яблок. Сделано из хирургической стали. Диаметром в два дюйма. И с острым зазубренным краем.
Когда мужчина приложил эту штуку к его паху, глубоко погрузил и провернул, а затем вынул, Дугас закричал.
— Подойдет мое лицо? — вежливо спросил Вулборн.
Сквозь ослепляющую боль Дугас наблюдал, как брюки официанта спадают у него с лодыжек.
Почти так же, как и у Дугаса, у Вулборна была охренительная эрекция.
Перевод: Zanahorras
Коробка
Нилу МакФитерсу.
Jack Ketchum, "The Box", 1994
— А что в коробке? — спросил мой сын.
— Дэнни, — сказал я, — не приставай к человеку.
Воскресенье, до Рождества оставалось две недели. Стемфордский поезд был заполнен выстроившимися в ряд покупателями с пакетами, но нам повезло найти места. Мужчина с коробкой сидел лицом ко мне и моим дочерям, Клариссе и Дженни; мы втроем прижимались друг к другу на сиденье напротив, а Дэнни устроился рядом с ним.
Я мог понять любопытство Дэнни. Мужчина держал красную квадратную коробку для подарков на коленях, сжимая так, словно боялся, что ее сейчас отнимут. Не отпускал уже три остановки — с того момента, как сел.
Он был высоким — шесть футов, а может и больше, фунтов двадцать лишнего весу, из-за которых сильно вспотел, несмотря на холодный сухой ветер, врывавшийся каждый раз, когда двухстворчатые двери вагона открывались за нашими спинами. У него были моржовые усы и жиденькие волосы; одет в бежевый плащ «Барбери», уже много лет как не новый, поверх мятого делового костюма. По моей оценке, штанины брюк были на дюйм короче, чем следовало. Серые нейлоновые носки были гораздо светлей костюма, на одном из них лопнула резинка, и он сморщился, как кожа модных сейчас курносых собак. Мужчина улыбнулся Дэнни и посмотрел на коробку — картонную, площадью около двух футов, обернутую блестящей красной бумагой.