— У меня есть идея, — сказал я.
— Какая?
— Я не хочу, чтобы ты уезжал в Лос-Анджелес. Ты мой приятель. Я хочу, чтобы ты остался здесь. Предположим, я навещу твою старушку. Как она сможет предъявлять тебе претензии, если сама тоже играет в эти игры? Понимаешь, о чем я?
Он задумался.
— У тебя чертовски крепкие нервы. Ты это знаешь?
— Ты хочешь поехать в Калифорнию или остаться?
— Я хочу остаться.
— Так позволь мне попробовать. Что ты теряешь?
Он еще немного подумал.
— Ничего личного в этом нет? Между тобой и Кэт, я имею в виду?
— Вообще ничего.
— Ты не станешь меня обманывать?
— Никогда.
— Не знаю, Струп.
Хелен вышла из душа в бешенстве. Она хотела, чтобы мы убирались восвояси. Фил сказал, что в данный момент это невозможно, нам нужно кое-что обсудить. Он предложил ей сварить кофе.
— Ты просто используешь девушку, — сказала она, но пошла на кухню.
— Это очень грубые слова, Струп. Я имею в виду, сказать тебе, чтобы ты пошел к ней. Она моя чертова жена, понимаешь? Не знаю, смогу ли я это сделать.
— Ты справишься, Фил, — сказал я.
— Я не знаю.
Хелен налила кофе. Она уже простила нас. Она выглядела чудесно, разгуливая голышом, подавая нам кофе, наливая молоко, насыпая ложкой сахар. Забавно, но женщина всегда выглядит лучше для меня после того, как я ее поимею. Некоторые ребята говорят, что женщины выглядят хуже, чем до этого. Я никогда так не считал. Я как будто чувствую свой запах на женщине после того, как я ее поимею, как будто она ходит со следами меня на ней после этого.
— Если мы это сделаем, то прямо сейчас, — сказал Фил.
— Ладно. Прекрасно.
— Ты уверен?
— Полностью.
— О чем вы, ребята, говорите? — спросила Хелен.
— Не беспокойся об этом, — сказал Фил. — Мы еще увидимся.
— Ты уезжаешь?
— Ага.
— Ты тоже, Струп?
— Придется, малышка.
— Ты позвонишь мне?
— Конечно. Побудь у телефона, хорошо?
Снаружи манхэттенская ночь была бледно-коричневой на улицах и золотой в туманном небе. Мы взяли такси до 14-й улицы, и я усадил Фила в бар, а сам отправился на встречу с его женой. В баре был бильярд, чтобы он не слишком напился.
Они жили в полуподвальной квартире. Я постучал в дверь, и Кэти открыла.
— Фила здесь нет, — сказала она.
— Я знаю. Я только что ушел от него.
— Ох.
— Я пришел повидаться с тобой.
— Со мной?
— Ты меня впустишь?
— Ну, да… Конечно.
— Надеюсь, ты не слишком занята. Я тебе не помешал?
— О, нет. Просто… Ну, послушай, Струп. Ты ведь слышал о нас с Филом?
— Фил мне сказал.
— Конечно, сказал. А ты ведь друг Фила, ты его лучший друг, и я…
— Больше нет, черт возьми.
— Что значит "больше нет"?
— Я ему не лучший друг, вот что. Сукин сын только что увел у меня женщину, которую я люблю. Никогда бы не поверил, что он может так поступить со мной. Она лучшая женщина, которую я когда-либо встречал. По имени Хелен. Иногда она носит шейный бандаж. Ублюдок просто взял ее прямо у меня на глазах, прямо на полу ее квартиры.
Она вздохнула.
— Итак, теперь ты знаешь, с кем я жила, Струп.
— Знаю. Теперь знаю. Ты хорошая женщина, Кэти. Я удивлен, что ты терпела его так долго.
— Это было нелегко.
— О, черт, я уверен, что это было нелегко.
— Мне очень жаль, Струп. Действительно.
И тогда я ее поимел. Мне нужно было только дать волю слезам. Мне всегда было легко плакать. Нужно было только вспомнить, как я разбил тот большой старый красивый "Бьюик" 56-го года выпуска ради денег по страховке. И я заплакал. Она смотрела на меня некоторое время.
— Тебе что-нибудь принести, Струп? — oна была очень нежной. — Я могу что-нибудь сделать?
— Нет, ничего, — ответил я. Я подождал немного, позволил слезам накопиться, а затем снова выпустил их. — Ну да, Кэти, — сказал я, — наверное, есть что-то такое…
Вот так я и выебал жену Фила.
Не то чтобы это помогло. Фил все-таки уехал на побережье, точнее, в Сан-Диего, в эту уродливую просмоленную яму с шоссе, моряками и дрянным чили. Мы с Кэти очень хорошо поладили в тот вечер и до сих пор ладим. Каждый вторник. По средам я хожу к Хелен, по вторникам — к Кэти, а остальные вечера недели делаю, что могу и с кем могу в перерывах между схватками с женой. Ах да, я женат, как и Фил. Хотя жена, в общем-то, не имеет большого значения. Вот только я не так свободен, как мог бы быть.