Есть основания считать, что впервые встретились Джон и Флора всё же не на спиритическом сеансе, а в доме Вирджинии (Дженни) Прентисс — чернокожей кормилицы маленького Джонни. Дело в том, что мать (вследствие перенесенной болезни или по причине общей ослабленности организма) не могла вскармливать сына — грудного молока у нее не было. Врач настоял на кормилице и дал адрес миссис Прентисс, потерявшей в родах ребенка. Муж ее, плотник, тоже был ветераном Гражданской войны, как свидетельствует один из биографов писателя, работал вместе с Джоном Лондоном, который в Сан-Франциско подвизался на том же поприще[15]. Скорее всего, у Прентисс и произошла первая встреча двух одиноких сердец.
Мисс Флора Уэллман превратилась в миссис Флору Лондон 7 сентября 1876 года. Правда, на брачном свидетельстве она поставила другую подпись: «Флора Чейни» (на что, разумеется, никакого права не имела, поскольку «миссис Чейни» никогда не была). Но, в отличие от восточных и южных штатов, в Калифорнии в то время сведения записывались со слов брачующихся, без подтверждающих документов. Не то чтобы своим гражданам этот штат доверял больше, чем другие, просто на Западе традиции несколько иные — более демократичные. Тогда же «молодая» перебралась в квартиру мужа — в рабочем районе Сан-Франциско, к югу от Маркет-стрит. Через несколько дней в квартире водворились и его дочери, до этого жившие в приюте. Старшую звали Элиза, ей было тогда восемь лет, и она будет играть важную роль в жизни Джека Лондона; младшую — Ида, ей исполнилось пять. В жизни маленького Джонни, однако, ничего не изменилось — он остался в семье кормилицы.
Без малого два года маленький Джонни прожил в семье «матушки Дженни». Вот как Ирвинг Стоун описал ее: «Высокого роста, большегрудая и ширококостная, няня Дженни была черна как уголь. Женщина она была работящая, верила в Бога и гордилась своим домом, семьей и положением в обществе. Она брала Джека на колени, пела ему негритянские колыбельные песни, щедро дарила ему всю бурную любовь, какая досталась бы ее собственному ребенку, если бы он был жив. Она и стала Джеку кормилицей, приемной матерью и другом на всю жизнь». Лучше, пожалуй, и не скажешь. Тем более что всё это — правда. Джонни, конечно, повезло, что на его пути оказался такой человек — даривший теплоту, заботу и искренне любивший его.
В возрасте около двух лет ребенка у кормилицы забрали. Причина самая обыденная: Лондоны переехали в другой район Сан-Франциско и теперь жили довольно далеко от Прентиссов. Да и в грудном вскармливании малыш уже не нуждался. В роли няни кормилицу заменила его сводная сестра — Элиза. Ей исполнилось уже десять лет, и со своими обязанностями она справлялась вполне успешно. Как любой ребенок, она тяготилась возложенной на нее ношей, видимо, дававшейся ей нелегко. Но в этом — очевидный источник ее особых чувств, которые, став взрослой, она всегда будет испытывать к младшему брату. Ведь она в какой-то степени заменила ему мать, а «трудные дети», как известно, — самые любимые.
Теперь Лондоны жили на окраине города, но условия жизни улучшились: в доме на Фолсом-стрит они снимали квартиру из шести комнат. Места было много, и предприимчивая, как всегда, Флора решила устроить пансион и пустила жильцов. Теперь она еще меньше внимания уделяла детям, но к этому ее подталкивали финансовые трудности. Хотя муж старался, как мог (плотничал, работал наладчиком в компании по производству и обслуживанию швейных машин[16]), денег постоянно не хватало. А тут случилась эпидемия дифтерии: Элиза и Джонни заболели.
Обычно этот широко известный эпизод с болезнью детей биографы приводят как иллюстрацию бессердечия их матери и мачехи. И в самом деле, разве можно прийти к иному выводу, прочитав такие строки: «Лежа в карантине в одной кровати, дети были при смерти. Как-то Элиза ненадолго пришла в сознание и успела услышать, как Флора спрашивает у врача: “Скажите, а можно их будет похоронить в одном гробу, чтобы подешевле?” Пока мать Джека беспокоилась о похоронах, отчим метался по городу в поисках опытной сиделки и врача, чтобы спасти детям жизнь»[17].
С позиций человека наших дней, когда недуги подобного рода успешно лечатся, такое отношение Флоры действительно выглядит бесчеловечно. Но в то время прививок еще не делали, антибиотиков не существовало, и дифтерия была настоящим бедствием, ежегодно уносившим миллионы и миллионы детских жизней по всему свету. Эта болезнь считалась фатальной. Так что едва ли стоит строго судить миссис Лондон. К тому же она, безусловно, была растеряна и в отчаянии.
16
Биографы указывают разные компании: Ч. Лондон, Д. Лондон, И. Стоун сообщали, что он работал в компании