– А вот тут у тебя дымоход, – сказал Вильям Гонлет, тыкая в трубу своим хлыстом. – Ты не собираешься его побелить?
– Нет, по-моему, он должен оставаться таким, как есть. У кирпичей приятный красноватый оттенок, а если их побелить, то огонь очень быстро их замарает.
– А, ну ладно. Как скажешь. Но я бы все-таки их покрасил.
На дороге, ведущей из Ниддапа, показалась двуколка, запряженная пони. Мисс Филиппа правила, а Ненна сидела рядом с ней. Увидев мужчин, собравшихся у дома, мисс Филиппа остановилась и заговорила громко:
– Смотрю, вы оценили труд Мерсибрайта. Думаю, согласитесь, что его усилия достойны похвалы. Такой пример может заразить и вас: вам тоже не мешало бы привести в порядок свои дома.
Мужчины ничего не ответили. Как всегда, в присутствии мисс Филиппы их лица приняли безучастное выражение. Стреттон жевал табак. Гонлет тер грязное пятно на своем рукаве.
– Может, у вас есть какие-нибудь пожелания, Мерсибрайт? – продолжала она. – Я считаю, что нужно помогать тем, кто сам старается трудиться.
Они тронулись, и Ненна, обернувшись через плечо, незаметно махнула Джеку на прощание, пока Филиппа смотрела в другую сторону. Мужчины провожали взглядом двуколку, пока та не свернула на дорогу, огибающую пастбище Лоу Энда. Из-за изгороди ее уже было почти не видно. Затем она исчезла за холмом.
– Здорово! – воскликнул Перси. – Хорошо быть Джеком, а?
И, передразнивая мисс Филиппу, добавил:
– Только пожелайте, Мерсибрайт, и я принесу вам все, что угодно, на серебряной тарелочке!
– Она разговаривает совершенно по-другому, – сказал Джек, – когда рядом никого нет.
– И прислушивается только к твоим словам, не правда ли, Джек?
– Это она должна ремонтировать дома на ферме, а не мы! – возмутился Джо Стреттон. – И именно такие, как Джек, вносят путаницу. Ему-то что! Он только и знает, что надрывает свои кишки – заняться-то больше нечем! Но если она думает, что и я возьмусь чинить тот свинарник, в котором мыкаюсь вместе с детьми, то глубоко ошибается!
– И все-таки Джек много сделал, чтобы привести дом в порядок. Надо отдать ему должное, – сказал Перси Вагг. – Но мне кажется, что мужчине не подобает так горбатиться. Так когда ты собираешься жениться, Джек?
– Я и не думал об этом.
– Неужели? – спросил Стреттон.
– Да. Не думал. Ни сейчас, ни раньше.
– Ой ли? Значит, бедняжку постигнет жестокое разочарование, так получается?
– Да? – пробормотал Джек. – А какую бедняжку?
– Ой ли? – Перси закатил глаза. – Ты хочешь сказать, что тебя многие домогаются?
– У вас обоих один недостаток, – сказал Джек, – вы любите пороть чепуху.
– Правильно, есть у них такой грех, – поддакнул Вильям Гонлет. – Я бы не стал их слушать. Им нужно крепко завязать их болтливые языки.
Как-то днем, когда работники вернулись с полей и распрягали лошадей во дворе, в дверях сыроварни показалась Ненна и попросила, чтобы кто-нибудь помог ей поднять тяжелый пресс, который повалился набок. Джек притворился, что не слышит – он снимал с Шайнера сбрую. На призыв откликнулся Мартин Массмор.
Через день или два Ненна захотела, чтобы кто-нибудь пришел в прачечную и снял с трубы гнездо галки, которое закрыло выходное отверстие. Джек снова не отозвался, и вместо него пошел Чарли Фостер.
– Вы избегаете меня? – спросила Ненна, застав его утром в конторе. – Раньше вы всегда помогали. В чем я так провинилась, что вы теперь поворачиваетесь ко мне спиной, когда я обращаюсь с просьбами?
– Ты ни в чем не провинилась. Просто я решил, что так будет разумнее. Знаешь, какие тут люди – только и ждут, чтобы отпустить язвительную шуточку.
– Какую шуточку? Уж не по поводу того, что мы с вами друзья?
– Конечно. У них языки как помело, и они всегда готовы напридумывать то, чего нет.
– Да какое мне дело до их глупых сплетен! – фыркнула Ненна. – Мне на них наплевать!
И, словно желая доказать это, в тот же вечер пришла к нему в гости.
Джек выкапывал в саду раннюю картошку, а когда распрямился, чтобы перевести дух, заметил, что Ненна спускается из сада и что-то несет в руках. Он пошел ей навстречу и, приблизившись, увидел, что она тащит старый виндзорский стул.
– Это вам, – сказала она. – Филиппа выбросила его только потому, что у него сломаны две перекладины. А я подумала, что вы сможете его починить.
– Наверное, смогу. Только мне не нравится, что ты таскаешь мне вещи из дома. Это не пройдет незамеченным.
– Стул долго валялся под открытым небом. Она его выбросила несколько недель назад. Посмотрите: весь лак уже почти сошел.
– Хорошо, но больше никаких подарков, запомни, – и подхватил стул.
Через пару дней Джек починил стул и натер шкуркой. Он покрасил его перманганатом и отполировал нагретым на огне коричневым лаком для ботинок. Получился красивый старинный стул, и Ненна сделала для него плоскую подушечку с тесемками, чтобы привязывать ее к спинке.
– Ну вот! – радостно сказала она, поставив стул в углу напротив камина. – Теперь у вас есть где удобно устроиться, когда захотите раскурить трубку.
– Да. В доме стало уютнее.
– Из-за одного-то стула? – рассмеялась она и поглядела на кирпичный пол, который, несмотря на то, что был тщательно отскоблен и покрыт охрой, казался каким-то голым. – Вам нужны половики, чтобы придать комнате домашний вид. А еще нужен стол, буфеты, несколько крючков, чтобы можно было повесить одежду…
– Ладно-ладно, всему свое время. И Рим не сразу строился, ты же знаешь. Только, пожалуйста, не тащи ничего из дома, а то твоя сестра скажет, что я морочу тебе голову, чтобы сделать выгодные приобретения для себя.
– Вы не любите Филиппу?
– Не очень, – признался он, – мне ее просто жаль.
– Ваша жалость ей ни к чему. Это только уязвит ее самолюбие.
– А я ей об этом не скажу. И ты тоже. Так что она никогда ничего не узнает.
Каждый вечер, до темноты, Джек работал снаружи дома, покрывая стены известкой. А потом переходил внутрь и продолжал работать при свете огня и фонарей: штукатурил панели, укреплял балки, покрывал досками пол на верхнем этаже. И иногда, для разнообразия, мастерил мебель для кухни.
– Кажется, вы были не только плотником, но и столяром? – заметила Ненна, держа в руках лампу, чтобы посветить ему.
– Нет, никакой я не столяр, и это подтвердит каждый сведущий человек, когда взглянет на мой стол, – ответил он.
– Почему? Что же в нем не так?
– Ну, дерево-то хорошее, и только за счет этого он выглядит лучше, чем есть на самом деле, его нужно только отполировать. Во всяком случае, меня устраивает и такой стол, чтобы можно было сесть пообедать.
Пока он работал, на кухню выскочила крыса и пробежала прямо по ногам Ненны. Девушка вскрикнула и чуть не уронила лампу. Джек вздрогнул и случайно порезал себе стамеской ладонь. Крыса юркнула в открытую дверь. Джек бросился за ней и загнал ее в угол. Размахнувшись, он ударил ее молотком и швырнул в свинарник.
Когда он вернулся в дом, увидел, что из раны идет кровь, и Ненна, передернувшись, отвернулась. При виде крови ей всегда становилось дурно. Но все же она переборола себя, помогла ему промыть рану и перевязала ее носовым платком.
– С вами постоянно что-нибудь происходит, – сказала она. – Как вы умудряетесь навредить самому себе.
– Наверное, я слишком неуклюж.
– Простите, что я вскрикнула, я ненавижу и боюсь крыс.
– В первое время они здесь бегали полчищами. Но почти исчезли с того момента, когда я стал наводить в доме порядок. Должно быть, распугал их. Крыса, которая появилась сегодня, – первая за год.
Он перевязанной рукой взялся за стамеску. Оглянувшись, он увидел, что Ненна держит лампу в руках и все еще нервно озирается и рассматривает пол.
– У меня с крысами никогда не было конфликтов, – сказал Джек, – но, похоже, они заметили, что теперь, когда в доме появились стул и стол, я превратился в другого человека.
Весна в этом году была теплая и влажная. Травы на новых пастбищах росли быстро, и луга при надлежащем уходе изобиловали травой и клевером. Лето обещало быть хорошим, и покосы начали раньше, чем обычно. Но из-за постоянных гроз сенокос продолжался до тех пор, пока из гнезда не вылетели кукушата.