– Ты ответишь мне по закону, Мерсибрайт, за то, что украл коня с фермы!
– Отлично, – ответил Джек, – и, возможно, судьям будет небезынтересно узнать печальную историю малютки Пегги.
Деннери злобно сверкнул глазами.
– А что это у тебя за интерес к ней? – с усмешкой спросил он. – Тот же, что и у других мужиков?
– Нет, – ответил Джек. – Я, конечно, кой к чему и питаю слабость, но, слава Богу, не к женщинам, тем более к Пегги Смит.
Он взял Шайнера за повод и повел к. воротам.
– Ты не можешь вот так просто уйти! – заорал Деннери, двигаясь за Джеком на некотором расстоянии. – Я еще покажу тебе, кривобокая свинья, и ты пожалеешь о том, что натворил сегодня, поверь мне! Запомни: в этих краях меня отлично знают, а уж я постараюсь, чтобы тебе ни на одной здешней ферме не дали работу, ты до дня Страшного суда будешь обивать пороги!
Бросив взгляд через плечо, Джек продолжал вести Шайнера.
– Тогда я попытаю счастья в каких-нибудь других местах, подальше отсюда, – сказал он, пожимая плечами.
Он отправился в дом Джима Лоуэлла, у которого снимал комнату, уложил свои пожитки в полотняную сумку и достал из-под матраса деньги, накопленные за работу у Деннери. Мэтти Лоуэлл подошла к двери, чтобы проводить его.
– Снова в дорогу? – спросила она. – Пора бы тебе уже осесть. Не в том ты возрасте, Джек, чтобы бродить по свету. Пора осесть и найти себе хорошую жену.
– Я постараюсь внимательно посмотреть по сторонам, – ответил он и чмокнул ее в полную щечку. – И как только увижу такую, как ты, схвачу ее и уж никогда не выпущу из рук.
Заглянув в дом Смитов, он застал Пегги в компании невзрачной собаки, по кличке Молл, и месячного младенца Мартина, который мирно посапывал в бельевой корзине, стоящей на скамье. В кухне было жарко и пахло горячим хлебом.
– Десять фунтов? – подозрительно спросила Пегги. – С чего это вдруг Деннери послал мне десять фунтов?
– Я забрал Шайнера, – ответил Джек, – а деньги, которые должен был заплатить за него, отдаю тебе.
Он высыпал монеты ей в карман.
– Они не фальшивые, – добавил он.
– Мне не нужны деньги Деннери! И твои тоже!
– Сейчас речь идет не о тебе. Подумай о малыше. Ему они понадобятся.
– Ему! – воскликнула Пегги. – Этому ублюдку! – Но, взглянув на спящего ребенка, она тут же смягчилась. – Деньги – это плата за те несчастья, которые он мне принес, – пробормотала она.
– Ты тоже принесла ему несчастья. Может быть, даже больше, чем он тебе.
– Как это? Да что он знает о моих жизненных трудностях? Он только и делает, что ест и спит.
– Скоро узнает, раз уж он так начал жизнь, благодаря тебе.
– А я? Кто теперь возьмет меня замуж? С таким довеском?
– Какой-нибудь парень обязательно найдется, рано или поздно.
– Не ты, надеюсь?
– Я только что купил лошадь. И на жену мне уже не хватает. Кроме того, я отправляюсь в дорогу.
– И где ты думаешь найти работу?
– Не знаю. Где предложат. Тут уж как повезет.
– В это время года трудно что-нибудь подыскать, но я все равно желаю тебе успеха. Могу я чем-нибудь помочь тебе, пока ты не ушел, Джек Мерсибрайт?
– Да, – ответил Джек. – Ты можешь мне дать с собой хлеба, который только что испекла, и кусочек сыра. Прошагав пару миль, я ведь проголодаюсь.
– А зачем идти пешком? Ты же можешь ехать на Шайнере?
– И правда. Отличная мысль.
Люди провожали взглядами седока на старом сером коне, который тащился вдоль деревни, некоторые даже кивнули в знак приветствия. Но никто не заговорил с Джеком. Такое уж это местечко – Астон Чармер. Джек появился здесь всего два года назад и сейчас, покидая эти края, так и остался для местных жителей чужаком.
В Чармер-Кросс он остановился у развилки. Из шести дорог он выбрал ту, которая вела на юг. Ему пришлось поднять воротник, чтобы укрыться от холодного дождя, хлеставшего в спину.
В этот день Джек десять раз заглядывал на фермы и узнавал, есть ли работа, но везде получал отказ. Так он ехал по узким извилистым тропинкам, вдоль мокрых изгородей, и его глазам открывался лишь неприютный пейзаж, пропитанный серой зыбкой влагой.
Уже смеркалось, когда он подъехал к заброшенному дому, одиноко стоявшему на повороте дороги, и решил расположиться здесь на ночлег. Сад около дома представлял собой неприглядное зрелище, а чуть дальше, за кривой калиткой, виднелись старые грушевые деревья, видимо, посаженные очень давно. Джек запустил Шайнера в этот сад, а сам вошел в дом и развел огонь в очаге.
Кругом валялось множество щепок, и костер удался на славу. Джек удобно устроился перед ним и принялся с аппетитом за хлеб и сыр, которые дала в дорогу Пегги Смит, запивая пивом. Постепенно одежда его высохла, и тепло от огня медленно разливалось по всему телу. Согревшись, он застегнул куртку на все пуговицы и растянулся на соломе у самой сухой стенки.
Вдруг его разбудил тихий шорох: у порога послышались легкие шаги, и кто-то стал шарить руками по дверному косяку. Он приподнял голову и увидел в проеме двери темную фигуру девушки, в накидке с капюшоном.
– Бевил? – позвала она шепотом и повторила чуть громче: – Бевил? Ты тут?
Замерев на своем ложе, Джек услышал тихий возмущенный возглас и всхлип, полный разочарования, который выдавал очень молоденькую девушку. Минуту она постояла, вглядываясь в темноту и топая ножкой по ступеньке. Затем, снова вскрикнув от досады, она развернулась и исчезла, задев краем накидки куст шиповника, который рос у порога.
Джек перевернулся на другой бок, но не успел заснуть, как опять услышал чьи-то шаги. На этот раз в проеме двери показался худощавый юноша невысокого роста, с копной спутанных светлых волос.
– Ненна! – окликнул он, и до Джека донесся запах спиртного, хотя между ним и пришельцем было не меньше десяти футов. – Ненна? Ты здесь?
Не получив ответа, он тоже ушел в темноту. Но если девушка убежала возмущенной и раздосадованной, то молодой человек, засунув руки в карманы, фланирующей походкой пустился вниз по тропинке, громко распевая песню:
Вскоре его голос растворился в ночи, и наконец в заброшенном доме воцарилась тишина. Джек снова расслабленно погрузился в солому.
«Может, хоть сейчас человеку дадут поспать», – подумал он.
Наутро, поставив на огонь котелок с водой, он отправился осматривать дом. Это был очень старый сруб, сложенный из крепких бревен, щели между которыми были залеплены глиной, отвалившейся во многих местах. Солома, покрывавшая крышу, почти вся облетела, настил на верхнем этаже тоже обветшал, но кирпичная труба осталась целой, и дубовые перекрытия не потеряли прочности. Джек представил, как все это выглядело раньше: промазанные дегтем бревна, побеленные стены, сверкающие на солнце оконные рамы.
Дальше, там, где кончались ряды деревьев, возвышались две кирпичные хозяйственные пристройки и навес, под которым стояла полуразвалившаяся телега и сложенные рядом с ней инструменты. Похоже, это был когда-то добротный фермерский дом, оставленный хозяевами, переселившимися в более комфортабельное жилище, видимо, неподалеку отсюда.
Прохаживаясь с ножом в руках, проверяя бревна на прочность, Джек услышал властный голос и увидел двух женщин. Одна из них – очень молоденькая, в накидке с капюшоном – была та самая Ненна, забегавшая в дом сегодня ночью. Другой, со строгими чертами лица, ярким румянцем и гладко зачесанными волосами, на вид было лет тридцать. Они открыли калитку, вошли в сад, и та, которая постарше, резко заявила:
– Вы вторглись в чужие владения! Вам понятно это?
– Теперь, когда вы мне объяснили, понятно, – ответил Джек.
– Это моя земля. И мой дом. Я не люблю, когда всякие бродяги разводят огонь в моем доме. Вы могли запросто тут все спалить.