Линн была не против подружиться со всеми живыми существами на белом свете. Она часто бегала за гусями по двору, широко разведя в стороны свои маленькие ручки, и кричала:
– Гусятки, я вас сейчас поймаю! Я поймаю вас сейчас, гуси!
Потом она иногда обижалась, потому что они убегали от нее, не позволяя до себя дотронуться. Но вообще она плакала очень редко. Обязательно что-то происходило, что отвлекало ее от слез. Или прилетала галка и садилась на спину к свинье, или с шумом падало яблоко с яблони, и теперь уже вместо слез Линн звонко смеялась.
Когда Джек был дома, она почти не отходила от него. Ей было интересно все, что он делал. Все его занятия казались ей каким-то волшебством.
Каждые полгода он прочищал камин с помощью четырех длинных шестов, накрепко связанных друг с другом, на конце был привязан пук остролиста, который служил метелкой.
Линн с нетерпением ожидала чистки камина, и когда метелка показывалась из трубы, она заливалась громким радостным смехом.
– Еще, – кричала она Джеку, – папа, папочка, сделай так еще раз!
Зимой, когда был сильный мороз, Джек высоко поднимал дочку, чтобы она могла достать сосульки, свисавшие с соломенной крыши. Линн обламывала сосульки, чтобы лизнуть их.
– О-о-о! Бр-р-р! Какая холодная! Вот холоднющая!
– Конечно, она холодная. Ты когда-нибудь слышала о горячей сосульке?
– Да, – отвечала ему Линн и гордо задирала вверх подбородок. – Я даже их видела!
– Да, и где же это было?
– Я тебе не расскажу!
– Потому что это неправда!
– Нет, правда! – кричала она и прикладывала сосульку прямо к его шее, обещая, что сейчас же опустит ее за ворот рубашки.
– Ну что? Бросать? – спрашивала его баловница.
– Если ты это сделаешь, – предупредил ее отец, – я тогда положу сосульку прямо тебе в штанишки!
– Ты этого не сделаешь, – спокойно ответила ему Линн.
– Вот и сделаю!
– Она на мне растает, и мои штанишки станут мокрыми!
– Что ж, так тебе и надо, чтобы больше не придумывала какие-то горячие сосульки!
– А откуда сосульки появляются?
– Кап, кап, кап, вот они и выросли. И еще быстрее растут, когда после оттепели снова наступают морозы.
– Почему бывает мороз?
– Так, началось! Почему, почему, да ты – просто «почемучка»! Почему бы тебе не спросить, почему маленькие язычки болтают без отдыха?
– А почему они болтают без отдыха?
– Ну все, ты загнала меня в угол. Наверное, потому, что им нужно чем-то заняться!
Как-то весной, когда птицы вили гнезда, он поднялся по лестнице, чтобы установить «кота» на крыше домика, который бы распугивал воробьев, таскавших солому и проделывавших в ней дырки. «Кот» был сшит из куска старого холста, набит соломой. Две зеленые бусинки вместо глаз и выгнутая спина придавали чучелу очень сердитый вид. Но вскоре его длинный торчащий вверх хвост расклевали воробьи, которые куда-то унесли и зеленые бусинки. Птицы снова вили свои гнезда.
– Ты только подумай! – воскликнул Джек. – Наверное, это ты проболталась им о том, что наш кот не настоящий!
– Нет, нет, я этого не говорила!
– Если не ты, тогда кто же им подсказал?
– Им сказала об этом маленькая птичка. Она принесла эти вести на своем хвосте! – воскликнула Линн.
Она всегда смеялась, все ее забавляло. Даже когда ее ругали, она старалась обернуть все в шутку.
– Чьи это шаловливые черные ручонки здесь побывали? – возмущался Джек, показывая на пять черных маленьких отпечатков пальцев на белой стене.
Линн подумала и ответила, что не знает.
– Тогда нам придется приложить сюда твои лапки и посмотреть, совпадают они или нет. А потом мы решим, что предпринять дальше.
Он взял ручку дочки и приложил ее к стене, старательно пытаясь совместить ее пальчики с отпечатками на стене. Но как только они почти попали на свое место, девочка радостно захохотала и попыталась вырвать свою ручку из отцовской руки. Это было так забавно – ее маленькая ручка точно совпадала с отпечатками на стене.
– Кто-то оказался неряшливым плутишкой, – сказал Джек.
– Ты, – быстро нашлась Линн. – Ты сам – неряшливый плутишка!
– Кому-то было сказано идти к маме и умыться перед тем, как ложиться спать? Этот кто-то выполнил просьбу мамы?
– Мылась, мылась. Целых два раза!
– Мне кажется, что ты рассказываешь мне сказки, – продолжал Джек. – У тебя такие грязные лапки! Ты, наверное, лазила в печку?
– Ну да! Прямо в печку!
– Ты только глянь на свой фартук! Как мамочка его отстирает?! А твое платье! Мне кажется, что ты обнималась с разносчиком угля!
Но чем больше он ругал ее, с трудом сдерживая смех, тем смешнее казался он Линн, которая хохотала не переставая.
– У тебя старенькие брови, вон они какие лохматые, – заметила она. – И еще, от тебя пахнет табаком. Ты все куришь и куришь свою трубку!
– С кем это ты так разговариваешь? – спросил ее Джек.
– С тобой, – отвечала Линн, покатываясь со смеха.
– Ты много себе позволяешь, Линн Мерсибрайт!
– Гр-р-р, – зарычала она. – Сам себе много позволяешь! Старичок-ворчунок!
– Мама зовет тебя, беги к ней, пока она сама не пришла за тобой. Иначе будет скандал – у тебя ведь назначено свидание с водой и мылом!
Линн всегда была весела, как беззаботная птичка – она радовалась, засыпая, и радовалась, просыпаясь. Когда она бодрствовала, у нее была масса развлечений.
Но были у Линн и минуты грусти. Например, морозным утром в середине апреля 1900 года, когда умер старик Шайнер.
Было воскресенье. Джек разводил огонь в очаге, а Ненна готовила приборы к завтраку. Они встали рано, было еще темно. Проснувшись, Линн подбежала к окну, чтобы посмотреть, как падает снег на покрытые белой пеленой сад и огород. И вдруг Линн увидела там Шайнера. Лошадь лежала на боку – темно-серая масса на припорошенной снегом траве. И снег постепенно заносил его.
Линн сбежала вниз, рыдая, бросилась в объятиях Джека.
Тот никак не мог понять, что случилось.
– Что такое? В чем дело? – растерянно повторял Джек. Он никогда прежде не видел, чтобы его дочка так горько плакала.
– Ты ушиблась? Или тебе приснился страшный сон?
– Это Шайнер! Шайнер! – плакала она, прижимаясь к нему. – Шайнер умер! Он там, лежит на снегу!
Джек подошел к окну, взяв дочку на руки. – Нет, только не он! Не наш старичок Шайнер!
Но Линн оказалась права. Голова мертвой лошади была откинута назад, пасть открыта.
– Бедный старичок, – грустно сказал Джек. – Бедный старенький Шайнер. Да, он умер. Мы только вчера говорили о нем, он прожил долгую жизнь!
Девочка не ела целый день, бродила, как потерянная, сторонилась родителей. Когда Джек взял ее на улицу, чтобы попрощаться с Шайнером, она хотела смести с него снег, чтобы отец попробовал оживить лошадь.
Вечером перед сном она все еще плакала, и даже Ненна потеряла терпение.
– Поднимись к ней, – попросила она Джека. – Я никак не могу ее успокоить. Она не засыпает. И если не перестанет рыдать, то просто заболеет.
Джек поднялся наверх и присел у кроватки Линн. У нее было бледное, измученное личико.
– Почему умер Шайнер?
– Он умер потому, что был уже старенький. Он устал от работы и ослаб, и поэтому ему захотелось надолго заснуть. Ты ведь не обижаешься, что он спит?
– А когда он проснется?
– Мне кажется, он будет спать очень долго. Но если потом когда-нибудь проснется, то это уже будет другая лошадь.
– Мама сказала, что он теперь на небесах.
– Правильно, на небесах, – подтвердил Джек. – И там останется даже тогда, когда проснется. У него снова будут хорошие зубы, и каждое утро и вечер он станет получать по целому ведру овса.
Но Линн не могла понять, почему старенький Шайнер умер на снегу.
– Зачем он вышел на улицу?
– Я не знаю. Может, он решил, что ему лучше умереть на свежем воздухе. Его не устраивал навес, который я соорудил для него. Ему только нравилось чесаться об его столбы. Шайнер всегда любил бродить под открытым небом между деревьями – зимой или летом, в дождь или когда светило солнце.