– А вам я доверяю, – вдруг сказала она и, словно не зная, куда деваться от смущения, хлестнула кнутом по кустам ежевики, которые росли по сторонам. – Чьи это изгороди? Они такие заросшие! Выходит, вся моя работа по благоустройству фермы – насмарку!
За две июньские недели поля стали ярко-желтыми: это цвела дикая горчица, и в ее длинных стеблях совершенно затерялись хилые колосья, которые только-только начали пробиваться на свет Божий. Но вот горчица отцвела, на ее месте зарозовел чертополох, и теплые июльские ветры обдавали своим дыханием буйные травы, разнося вокруг терпкий запах миндаля.
– У меня сердце разрывается, – сказал Джо Стреттон, когда они с Джеком косили травы. – С каждым годом здесь становится все хуже и хуже. Во времена старика Гаффа это была самая лучшая ферма, и каждый акр земли был вылизан. А что женщины понимают в фермерстве?
Сено было тощее, с большим количеством щавеля, поскольку за лугами никто не следил.
– Весь год у нее тут пасутся коровы, и мисс Филиппа еще хочет, чтобы сено с этих лугов было хорошим! – сказал Джонатан Кирби, который подошел к месту привала, нацепив на вилы хиленький пучок сена. – Гляньте-ка на это! Огородные пугала набивают кое-чем получше!
– А вы ей говорили, – спросил Джек, – про выпасы?
– Ха! А толку! – воскликнул Стреттон. – Это все равно, что дуть на горчицу, чтобы не жгла. Она не считает нужным слушать таких, как мы. На такой ферме должно работать двадцать человек, так и было при ее отце, и каждый чувствовал себя на своем месте и любил с гордостью повторять, что он из Браун Элмса.
В конце августа, в разгар жатвы, мисс Филиппа тоже вышла в поле вязать снопы. Иногда появлялась и Ненна. И сестры работали бок о бок. Но вокруг них всегда оставалось свободное пространство, поскольку крестьянки и их дети предпочитали держаться от хозяев на расстоянии.
Сухой чертополох в снопах сильно кололся. Иногда женщины и дети вскрикивали от боли и останавливались, чтобы вытащить острые колючки из ладоней и пальцев.
Но мисс Филиппа всегда молчала и даже не вздрагивала, лишь кидала суровый взгляд на Ненну, если та начинала ворчать. Она считала ниже своего достоинства показывать всем свои страдания и пыталась делать вид, что здешний чертополох не слишком-то и колется.
Пока шла уборка, мисс Филиппа трудилась с восхода до заката, готовая в любую минуту броситься подбирать остатки колосьев, если в междурядьях, по которым проходила жатка, оставался хотя бы дюйм нескошенной пшеницы. И бранилась, когда дети принимались жевать зерна. Она по нескольку раз обходила одно и то же поле, внимательно осматривая стога пшеницы, и казалось, что она пересчитывает снопы.
– Но урожай от этого не станет больше, – сказал Оливер Лейси, обращаясь к Джеку, – сколько бы она на нее ни глазела!
Когда последние вязанки ячменя увезли на гумно и спрятали под навесом, мисс Филиппа распорядилась, чтобы обмолотили и взвесили первую партию пшеницы, поскольку собралась в среду отвезти ее на ярмарку в Елланд.
– А, вот что ей надо! – воскликнул Джо Стреттон. – Шляться по рынку и строить из себя первую леди-фермершу! Подумать только, с какой гордостью она осматривает свои стога! Словно собрала самый богатый урожай по эту сторону Ладдена!
Джек, зайдя в амбар после молотьбы, застал там мисс Филиппу в одиночестве и увидел, как она, кусая губы от досады, пересчитывает кули.
– С какого это поля и сколько там собрано с одного акра? – спросила она Джека.
– Эта партия – с поля Саут Вуд, а там получилось тринадцать-четырнадцать бушелей.
– Мало, да?
– Очень мало. Кроме того, возможно, в зерне полно горчицы. Такая земля, как в Саут Вуд, могла бы давать по сорок бушелей с акра, если к ней приложить руку. Но вы сняли слишком мало пшеницы и дали разрастись горчице. Не говоря уже о щавеле и чертополохе.
– Так это я дала разрастись горчице? Интересно, а за что я плачу своим работникам, разве не за то, чтобы они пропалывали поля?
– А вы им приказывали?
– Не знаю. Не помню. Неужели я должна им напоминать о каждой мелочи? Они ведь и сами могли сообразить, когда нужно было заняться прополкой!
Но жаркие, напряженные дни жатвы порядком утомили ее, и в голосе Филиппы уже не чувствовалось прежней силы. Усталость и разочарование наполнили ее глаза слезами. Ее измученный вид говорил о том, что она потерпела поражение.
– Что я должна сделать, чтобы земля давала урожай? Она стояла рядом с кулем и пальцами, распухшими после многодневного труда в поле, перебирала зерно.
– Когда отец привозил на рынок образцы пшеницы, его встречали с распростертыми руками. А сейчас, подозреваю, все будут хихикать в рукав.
Она закрыла мешок и стряхнула с пальцев пыль. С мольбой в глазах она посмотрела на Джека.
– Скажите, что я должна делать, и я это сделаю, – сказала она.
– Мне это не нравится, – кричал Стреттон. – Я тот, кто по праву должен быть главным. Я дольше всех тут проработал. И если б я не был твоим другом, Джек Мерсибрайт, я бы сейчас тебе так двинул, что ты бы свалился с ног!
– Папа, ты собираешься драться? – подхватил Харви. – Давай подержу твою куртку!
– Я и не думаю драться, дурачина. У нас обычная дружеская беседа. Иди отсюда, а то получишь ремня!
– Мне платят столько же, сколько и тебе, – возразил Джек. – Так почему ты вздумал называть меня главным?
– Ты вдвойне дурак, вот что я тебе скажу. Я не из тех, кто будет работать управляющим за «спасибо». Да, приказы отдает она, но за ними стоишь ты, не правда ли? Они бы не были такими толковыми, если бы исходили от нее. Мне это не нравится – прямо говорю тебе. Хочешь жевательного табаку?
– Нет, спасибо. Я люблю курить, а не жевать.
– Ладно, – сказал Стреттон, – когда я нажуюсь, можешь набить им свою трубку.
К концу сентября почти все поля были вспаханы, и через неделю-другую земля зазеленела ростками горчицы, которая прорастала очень быстро благодаря влажной теплой погоде. Поля снова вспахали и чуть позже собрали вырванную горчицу и побросали в Костры, которые наполнили округу ароматным дымом.
– Это, конечно, замечательно! – сказала мисс Филиппа, которая пришла взглянуть, как идет работа. – Но я не могу позволить себе, чтобы остальная земля простаивала! Что это за труд! Без конца вспахивать одно и то же поле, тогда как сколько еще не сделано…
– Наймите больше людей. Вот мой ответ, – ответил Джек.
– Так вот к чему вы стремитесь? Придумывать больше работы, чтобы осчастливить таких, как вы?
– Работу придумывает Бог, а не я. Я только посредник… Взгляните-ка сюда. На этом листке я набросал расписание полевых работ. Я не мастер по части писанины, но надеюсь, вы поймете, что я имел в виду.
– Рожь? – удивилась она, взяв в руки листок. – Но отец никогда не сеял рожь! И пятьдесят акров под это, вы понимаете, что предлагаете?
– Вы правы, – сказал Джек. – Предложите что-нибудь взамен, и давайте вернемся к тому, что было здесь все прошлые годы: будем выращивать чертополох и горчицу!
Мисс Филиппа повернулась и пошла прочь, взяв с собой листок бумаги. Три дня подряд по утрам она запиралась в конторе. А на следующей неделе на ферме появились два новых работника. Еще через месяц, заглянув в амбар, Джек увидел, что там сложены мешки с семенами травы, клевера, репы и ржи. А мисс Филиппа самолично сверяла список.
– Весь клевер – сорта «Голландский белый», – сказала она. – Его предпочитал мой отец. Трава смешанная, как вы и советовали. Что касается искусственных удобрений – в понедельник за ними послали в Стэмли.
Теперь, когда снова рано темнело, самым полноценным днем оставалось только воскресенье. Джек делил его ровно на две части: с утра он трудился в саду, а после обеда – в доме. Он загонял свиней в сад, чтобы те подбирали падалицу – груши и яблоки, а старик Шайнер, который свиней не любил, отправлялся щипать траву в Лонг Медоу.