А он прав, думал я. У меня все очень серьезно. Только теперь уже поздно. Да, сегодня, сейчас мы поймали момент равновесия. Мы думаем, что мы вместе, но мы — только точки на не параллельных линиях, которые вдруг пересеклись. Уже завтра наши дороги разойдутся. Путь Лэрке лежит вверх, повезет — так на самую вершину. И если, чтобы попасть туда, она воспользовалась моим плечом — я рад. Потому что моя дорога идет вниз. Все быстрее и круче под уклон. Кто знает, где все кончится? Валлах… Потому что:
Мы ехали домой, как накуренные. Лэрке прошла в региональный финал, пока вторым номером среди пианистов, сразу за китаянкой. На заднем сиденье валялись букет в хрустящей пластиковой оболочке и приглашение в Орхус. Радио гремело, вынося мозг через уши. Хватит на сегодня этой гребаной классики!
— Делай это для людей, — орали мы хором, раскачиваясь и прыгая на сиденьях, — делай это для себя! Ты никогда не узнаешь, если не попытаешься!
Внезапно мимо мелькнул светящийся в сумерках неоновый жилет, сзади вспыхнула и завыла мигалка. Фак! Панцири. Я глянул на спидометр. Снова 180!
— Смотри, полиция! — Лэрке ржала, как пьяная, тыча в окно. — За нами гонятся, Джек! Как в кино…
Ага, только это кино скоро кончится. Злить панцирей — плохая идея. Я прижался к обочине и затормозил. Бело-голубой опель остановился, чуть не поцеловав наш бампер. Двое полицейских вылезли из машины и потопали к нам с серьезными мордами.
— Круто, Джек! — Лэрке все еще хихикала, глядя на все это дело большими наивными глазами. — Нам выпишут штраф, да?
Точно, выпишут. На жопе. Моей.
Я надвинул бейсболку на глаза и спустил вниз стекло.
— Ваши права, — панцирь сунул в окно фонарь, и тон его тут же изменился. — Эй, пацан, а тебе вообще сколько лет?
Короче, вечер мы провели в участке. Лэрке с цветами, а я — наедине с самим собой. Благодаря ее хихиканью, нам еще и наркотест вкатали. Оформлял нас уже знакомый мне седой коп с печальными глазами. Он все еще хромал — может, поэтому его перевели на канцелярскую работу? Меня он, по ходу, не узнал. Я не обиделся — мало ли через него таких малолеток проходит?
— Кому звонить будем? — грустно спросил он и взялся за телефон.
Я подумал и назвал номер Себастиана. Чего мать лишний раз пугать?
Приехал отчим за мной уже после десяти. Мы молча вышли к машине — Сева успел ее забрать. Молча залезли внутрь. И только когда мерс выехал из Силкеборга, отчим спросил:
— Ты говорил с ними о чем-нибудь?
И тут я понял. Подонок боялся. Боялся, что если я попаду к панцирям, то все им расскажу. Чисто от страху. Не перед ними. Перед Себастианом. Потому что не захочу, чтобы мне снова рвали уши, били бутылкой, душили ремнем, бросали на диван и наваливались сверху… Я мог бы поверить полицейскому с грустными глазами. Поверить в то, что он поверит мне. Вот только одного Себастиан не понимал: я уже никому не верил. Кроме, пожалуй, Лэрке.
— Нет, — ответил я и посмотрел на профиль отчима, размазанный сумраком салона. Я не знал, чего ожидать от этого человека. Очередной внезапной вспышки ярости или холодной расчетливой мести? Жесткого насилия или угроз и попыток использовать против меня мать? Может, Себастиан вообще решил, что я становлюсь слишком неуправляемым и опасным, вот и смотрит сейчас на дорогу, решая, не прикончить ли меня, как несчастного Джея? Может, зря я не припрятал шприц и наркоз где-то под рукой? Хотя… если Сева вдруг на меня набросится, я и рыпнуться не успею.
Вот так сидел рядом с отчимом и думал обо всем этом как-то отстранено, словно речь шла не обо мне, а о герое какого-то тупого ужастика. Укокошат его, трахнут или просто изуродуют? В одном я был уверен: что-то должно было случится. Это молчание должно было чем-то кончится. Потому что одно я о Себастиане знал точно: он никогда ничего не оставляет безнаказанным. Неправильную профессию мужик себе выбрал: в прокуроры бы ему пойти, а не в адвокаты. С преступностью в стране было бы давно покончено.
До дома я доехал живым. И даже невредимым. Себастиан открыл дверь, пропуская меня в коридор.