— Гроза, — пожал я плечами. — На линии помехи. Пульт где?
— Ой, я наверное его в ящик засунула, когда убиралась, — за глазом прошли инспекцию губы, нос получил еще одну порцию пудры. — Да не включай ты этот ящик, Жень. Лучше вон музыку поставь. Только нормальную, а не свою эту дыщ-дыщ-дыщ.
Я тягостно вздохнул и попытался еще раз:
— Мам, может, я все-таки пойду, а? Ну зачем я вам? Вы тут сами посидите, побеседуете культурно, а я к Мемету сгоняю, у нас проект…
— Знаю я ваши проекты! — она наконец оторвалась от зеркала и развернулась ко мне всем фасадом лучшего и единственного платья — черного с блестками. — Снова после них мне тебя из полиции вытаскивать?! — При виде моей кислой рожи мама смягчилась. Улыбнулась и кокетливо приняла позу супермодели из телевизора. — Ладно, лучше скажи, как я выгляжу?
— Сногсшибательно, — я ухватил печеньку из вазочки и отправил в рот. — Ты у меня самая красивая. А может, я тогда в библиотеку?
— Ты знаешь туда дорогу? — подрисованная бровь красиво взлетела под каштановые завитки. — Я же говорила, Себастиан хотел с тобой познакомиться. С кем же он знакомиться будет? С твоей фотографией? Ты лучше серьезно скажи, мне нормально? Со стола не таскай!
Моя рука замерла в миллиметре от конфеты в зеленом фантике — тетя Люся недавно привезла их из Москвы. Я критически прищурился на блестки:
— Ну-ка, повернись.
Мама сделала сосредоточенное лицо и осторожно сделала кружок на каблуках. Пока она была ко мне спиной, я успел-таки свистнуть конфету.
— Ну что? — от волнения мамины щеки разрумянились, и она показалась мне молодой-молодой, как на своих старых фотографиях, тех, где у нее лебединая шея под высокой прической и белые воротнички.
Я нахмурился в позе мыслителя, незаметно дожевывая шоколад.
— Что, плохо, да? — нижняя губа у мамы задрожала, руки неуверенно одернули подол. — Слишком коротко наверное? Я так и знала, что вульгарно будет смотреться. Вечно мне надеть нечего…
— Ничего не коротко, — авторитетно заявил я. — Просто у тебя там что-то… — встал с дивана, чуть не расшибив коленку о тесно придвинутый столик, шагнул вперед и обнял нарядно-чужую и вкусно пахнущую духами женщину.
— Что, Жень? — она обеспокоенно вывернула голову. — Ярлычок вылез? Или снова нитка поползла?
— Поползла, — подтвердил я, вытаскивая из-за маминого шиворота мятый зеленый фантик. — "Белочка". С орешками. Так кто у нас со стола таскает?
— Ах-х, — мама задохнулась от такой наглости, но в уголках глаз тут же образовались лучики — предвестники улыбки. — Значит, ты так?! Ну, держись!
Выхватив у меня фантик, она погналась за мной вокруг стола. Вот так и вышло, что, когда раздался звонок в дверь, я корчился на полу у дивана с колющей живот бумажкой под футболкой, а мама нещадно щекотала меня за ушами. Мы замерли при звуке беспокойной трели, как громом пораженные. За окном действительно сердито перекатывалось и бормотало.
"Не открывай, — подумал я про себя, чувствуя, как исчезают с кожи знакомые пальцы, унося с собой запах духов и ванили. — Не нужен нам никакой Себастиан".
— Жень, скатерть поправь! Смотри, все чуть на пол не рухнуло, — мама вскочила на ноги, торопливо проверяя прическу одной рукой, а платье — другой. — А ваза? Ваза у нас есть? — запнулась она в дверях на пути в коридор.
— Зачем ваза? — хмуро пробурчал я, водворяя на место опрокинутую чашку.
— Ну, вдруг он с цветами, — понизила мама голос, энергично кивая в сторону снова деликатно тренькнувшего звонка.
— Даки не дарят цветов, — авторитетно заявил я, окидывая критическим взглядом разномастные блюдца-ложки, купленные тетей Люсей в ближайшем секонд-хенде. — Только на свадьбу. Или похороны.
Мама обиженно поджала губы и пошла открывать. Не зная, куда себя девать, я постоял немного посреди комнаты, прислушиваясь к приглушенным ахам в коридоре ("О, Себастиан, что ты, не надо было…"). Потом решил не изображать памятник и заняться музыкой, как меня просили. Допотопный музыкальный центр — явно тоже из секонд-хенда — разразился чем-то сентиментально-французским. Поморщившись, я скрутил звук на минимум, и тут в гостиной появилась мама — почти невидимая из-за огромного букета. Я внутренне присвистнул. Розы. Штук сорок. Блин, лучше бы он на эти деньги жратвы нормальной купил.
— Это мой сын, Женя, — раздалось из-за поблескивающих искусственной росой алых лепестков.
— Шень-Янь?
А вот и он, Себастиан. Адвокат и новый мамин хахаль. Насчет адвоката я до сих пор сомневался — мало ли кого можно встретить в офисе юриста. От очередного клиента до седьмого подавальщика бумаги к пятому ксероксу. Но от этого мужика так и исходили волны уверенности в себе, успешности и запаха новеньких денежных купюр.