— Ну, — она сделала большие глаза, — глупо, конечно, но парни почему-то считают, что лошади — это для женщин. Ты разве не знал?
Мило! То есть меня еще и угораздило пойти в женский спорт?! А как же мушкетеры, рыцари какого-то там стола и факинг Зорро?!
— Так как насчет похода к озеру? — поспешил я сменить тему.
Лэрке задумчиво покусала губу:
— Вот что, давай Луну расседлаем, а потом я покажу тебе тут в лесу одно место. Раз ты новичок, то наверняка его не знаешь. Идет?
Мы шли по узкой тропинке, обросшей вереском, и волокли велики за руль. Я был рад, что Лэрке показывала дорогу, а потому не видела, какая интересная у меня стала походка. Зря радовался. Девчонка обернулась и страдальчески сморщила носик:
— Что, очень больно, да?
Я пробормотал что-то нечленораздельное и постарался шагать прямее.
— К следующему разу купи себе брюки для верховой езды и сапоги. Это защитит, — она скользнула по мне взглядом, и я почувствовал, как уши наливаются жаром, — ноги.
Блин, а защита паха, значит, только хоккеистам полагается? Вот веселуха! Не, мне про следующий раз пока даже думать страшно, с брюками там, или без брюк.
— А ты давно живешь тут, у озера? — спросил я, чтобы сменить тему.
— Сколько себя помню, — поскучнела Лэрке.
— А… — начал было я, но она перебила.
— Знаю, ты сейчас спросишь, кем работает мой отец, и чем занимается мать, есть ли у меня собака или парень.
— Гхм, — я закашлялся, типа пыль в горло попала. На самом деле, про парня узнать мне, и правда, не терпелось.
— Давай договоримся сразу, — мы вышли на песчаную дорожку пошире, и Лэрке повернулась ко мне, поджидая. — Мы будем говорить только о важном. У меня просто нет времени, чтобы тратить его на пустяки, вроде болтовни ни о чем.
— Ты куда-то торопишься? — удивился я.
Зачем мы тогда в лес-то поперлись?!
— Я этого не говорила, — она тряхнула пушистыми волосами, на лбу сложилась сердитая морщинка. — Просто, когда ты знаешь, что тебе осталось всего два года, то понимаешь, сколько всего надо еще успеть, и на ерунду жалко потратить даже минуту.
Я офигел и замедлил шаг:
— В смысле, два года осталось? Ты что… — я пошевелил во рту пересохшим языком в поисках нужного слова, — больна?
— Нет, конечно, — фыркнула Лэрке, и потащила велик дальше, стараясь идти по траве. — Я что, похожа на больную?!
— Да нет, — поспешил заверить я, хотя сомнения у меня возникли. Насчет головы. — Тогда почему два года?
— Потому что я умру, когда мне исполнится шестнадцать, — пояснила как ни в чем не бывало Лэрке.
Я застыл, как вкопанный в песок, глядя на удаляющуюся спину и желтых бабочек, устроивших хоровод вокруг девчачьей головы.
— Не отставай, — улыбнулась она, оглядываясь через плечо.
Я вспомнил, что сам еще жив, откопался и попер велик дальше.
— Тебе что, нагадали это? — предположил я осторожно. — Или злая фея предсказала?
— Нет, — Лэрке беззаботно мотнула головой. — Я сама так решила.
Мы свернули с песка на более твердую дорожку, которую затеняли старые ели. Сразу похолодало, по коже поползли мурахи.
— Как это сама? — не отставал я, пытаясь заглянуть девчонке в лицо. Может, все это наглый развод? — Разве можно самому решать, когда тебе умереть?
Тут до меня дошел смысл моих слов, и в живот будто влетел целый рой тех самых желтых бабочек.
— Погоди, ты же не хочешь, сказать, что собираешься…
Я не договорил. У меня язык просто не поворачивался такое произнести.
— Мы пришли, — Лэрке махнула рукой на небольшой круглый холм, густо поросший вереском везде, кроме лысой плоской макушки, обложенной по периметру гранитными валунами. — Вот мое место для размышлений. Велики можно оставить здесь.
Гора, на которую ходил думать Винни-пух. Мило. Думал, думал, и решил самоубиться.
Вслед за Лэрке я полез по пахнущему зноем и терпким травяным соком склону. Добравшись до верха, она растянулась на спине, закинув руки за голову. Я лег рядом. На короткой травке, усыпанной прошлогодними иглами, оказалось удивительно мягко и удобно. Земля приятно грела спину, за камнями потрескивали кузнечики, деловито жужжали где-то пчелы. Небо над нами синело глубиной в легких белесых спиралях, такое яркое, что на него было больно смотреть.
Я скосился на Лэрке. Между ее мягкими нежно-розовыми губами колыхалась сухая травинка, длинные ресницы прикрывали глаза, бросая тени на щеки.
— Знаешь, — внезапно заговорила она, — когда лежу здесь и слушаю тишину, мне кажется, что я слышу кости погребенных там, внизу, воинов, — она похлопала ладошкой по траве. — Мне кажется, они говорят со мной. Рассказывают истории.