Вот в этом состоянии просветления я и подкатил к дому с башней. По моим расчетам, все давно уже должны были спать. Поэтому меня сильно удивил свет в окне первого этажа. Может, выключить забыли? Я поставил велик в гараж, прохрустел через двор и принялся ковыряться в замке ключом. Ключ отказывался вставляться, упрямо не совпадая дорожками, но наконец я его победил. Смотрю — точно, в гостиной свет. Пошел тихонько, чтобы выключить. И чуть кирпич не высрал.
На диване сидел Себастиан. Прямой, как аршин проглотил, книга в мягкой обложке на коленях, а взглядом меня жрет. Недобрым таким взглядом. Я как-то сразу осознал, что из одежды на мне только джинсы и бейсболка задом наперед. Пальцы на ногах инстинктивно поджались, хотя пол был теплый.
— Привет, — говорю. — А чего ты тут? Поздно же.
— Вот именно. Поздно, — голос у отчима спокойный, но под поверхностью все кипит. Мне ли не знать. — Подойди-ка сюда.
Ну, во мне еще трава играет, так что иду такой, типа все мне пофиг. Остановился напротив Севы. А он за руку меня раз — и вниз дернул. Я упал на колени. Чувствую его ладонь на шее, тянет к себе, хотя упираюсь. Он наклоняется и начинает реально меня обнюхивать! А потом книжку свою схватил и по башке мне — шлам! Бейсболка так и слетела.
— Ты пил!
С другой стороны — шлам!
— Ты курил!
За волосы сгреб, голову мне назад загибает, чуть шея не ломается, и спине больно:
— И не просто сигареты!
А потом отпустил и — шандар-рах! — книгой по балде со всей дури.
— Ты опоздал! — орет.
Я лежу офигевший под журнальным столиком, звезды считаю. Вот не думал, что литература — страшное оружие.
Себастиан сидит себе на диване в том же костюме, в каком на концерт ездил — весь цивильный такой, ботинки начищены, в рукавах запонки золотые.
— Штаны снимай, — говорит. Снова ровно так, будто только что и не орал.
Интересно, думаю, а ма снова под снотворным или просто спит крепко?
— Ну, — пихает меня ногой.
Но я же крутой, только что познал вселенную.
— Пошел ты, — хихикаю, — пидор. Я сегодня девчонку трахнул. Мужчиной стал.
Мля, что тут началось. Севу переклинило капитально. Выволок меня из-под стола за волосы, сунул носом в диван, а сам сзади джинсы на мне рвет.
— Я тебе, — рычит, — покажу, кто тут мужчина, шлюха!
А я без тормозов. За руку его схватил, царапаюсь, лягаюсь. Мог бы — зубами в Севу вцепился и не отпустил, пока мяса бы клок не выдрал. Но тут он голову мне вверх дернул, что-то вокруг шеи захлестнул и тянуть стал. По ходу, это ремень его был — широкий такой, кожаный. Я хриплю, а он мне:
— Заткнись и делай, что говорю, а то придушу, гавнюк!
Вот так он из меня анашу и выдавил. Остался я один — голый и у Себастиана на поводке.
Все воскресенье я болел. Матери Сева объяснил, что у меня похмелье. В общем, так оно и было. Только лежал я на животе, потому что мне зад отчим так книжкой отмудохал, что он опух и едва в труселя влезал. "Секрет" мамин, кстати, разлетелся под конец по листочку. Не выдержал соприкосновения с грубой реальностью. Тогда в ход пошел свернутый в трубочку глянцевый журнал, кажется "Живи лучше". Мать их выписывала.
Есть ма мне носила в комнату, только я не жрал ничего. Не столько потому, что меня от хавчика мутило, сколько из-за боли в челюстях. Такое было впечатление, что у меня суставы разошлись где-то и уже не сойдутся. Да и внутри что-то бесповоротно порвалось.
Мать пыталась поговорить со мной, ругала за вчерашнее, но я не слушал. Думал о том, как отчима убивать буду. И о том, что лучше бы это сделать до понедельника. Или самое позднее до четверга. Потому что если ни Себастиан, ни мать не придут в два часа в школу, то им позвонят. И вот тогда мне звездец.
Может, в жратву ему что подсыпать? Только так, чтоб верняк. Яду там крысиного. Но я ведь даже не знаю, есть ли у нас такой. Или зарезать во сне? Так он с матерью спит. Топором зарубить нахрен? Нет, он меня сильнее, да и кондиция у меня сейчас не подходящая. Картинка из моего сна то и дело всплывала перед глазами. Да, на башне расправиться с Севой было бы проще всего. Там он не будет ожидать подвоха, и мать ничего не услышит. Только как его обездвижить? Подмешать снотворное в вино? Но отчим после моего фейла пузырек прячет. И потом — не получится у меня сделать это незаметно. Во сне на столе лежал шприц. Да, засадить гаду наркоз — это я бы смог. Только откуда его взять?
Короче, вот так я себя утешал. Знал, на самом деле, где-то глубоко внутри, что это — только красивые планы. Что от фантазий на тему окровавленного, молящего о пощаде отчима мне становится легче. Ведь я хорошо представлял себе, что со мной будет потом, когда трупак Севы найдут. А его найдут — не расчленять же мне борова и выносить по кускам?